Строптивая сиротка для Айсберга - Мила Верта
— Безумно — толчок— люблю— толчок— тебя! — толчок — Соглашайся на Марка. — хриплю, прикусив жену за нижнюю губу.
— Что? — Маша всхлипывает от эмоций и явно не помнит сейчас, что мы два месяца спорим про имя младшему.
— Люблю, люблю, люблю тебя, Герда! — град поцелуев жалит ей лицо, ключицу, грудь толчки становятся резче.
— Давай же соглашайся.
— Грязно играешь, Снежинский. — шепчет Маша и делает движение мышцами там внутри, что я жмурюсь, не могу сдержать стон восторга.
— Мне тоже есть чем тебя удивить. — хитро улыбается жёнушка.
К финишу приходим практически одновременно. Ярко, мощно, и очень горячо.
С беременностью секс стал другим. Будто мы не женаты пять лет, а только вчера стали любовниками. И никак не можем победить этот голод ежеминутных прикосновений и поцелуев, от которых окружающим становится неудобно и немножко завидно.
Упираемся лбами, тяжело дышим, но взгляд никто не отводит. Чёрт, видимо, про имя ещё ничего не решено. Ладно. Успеется. До рождения ещё есть время.
После утреннего секса Маша сбегает в душ, чтоб не пристал опять. Борщу иногда. Что поделать? Хочется её, аж сводит всё.
Надеюсь, что эта беременность будет не последней. Да знаю, наверное, я псих.
Маша ещё сына не родила, но несколько недель мне снится темноволосая девочка с карими глазами. Мне кажется, это наша дочь. Однажды я заикнулся про сон, Герда сделала страшные глаза и сказала, что мальчишек нам хватит. Два сына это круто, но девчонку тоже хочется. У Сташевских Майка такая прикольная с бантами, песни поёт, стихи читает, а благодарные зрители с ней конфетами расплачиваются.
Закатываю глаза к потолку. Можно мне тоже такую одну? Чтоб с бантами и носочками? Маша не выбросила те розовые. Кто-то должен их сносить.
Спускаемся на первый этаж. Герда ныряет в холодильник, пританцовывая, мечет контейнеры с едой на стол. Красивая, румяная, волосы влажные, глаза блестят. Отраханная и счастливая.
Острые соски манят через маечку, грудь у неё стала просто бомба, шортики ещё эти короткие. В паху снова тяжелеет, от мыслей пошалить на столе.
Стас как раз гуляет, если закрыть дверь в кухню. Ух, хочу. Улыбаюсь, маню пальцем.
— Неа, не пойду, я голодная! — вероломно показывает мне язык.
Достаёт блинчик и макает его в сгущёнку. Жуёт, жмурится от удовольствия. Доедает, пальцем ныряет в банку, облизывает.
Да блть, я же не железный. Хочу её, как будто и не трахались сейчас.
Обхожу кухонный островок, призывно улыбается. Специально дразнит меня.
Притянув за шею, глубоко и жадно целую. Вылизываю, сосу язык, прикусываю губы. Сладкая. Маша страстно отвечает, одной рукой комкает футболку на груди, другой поглаживает эрекцию. Вся кровь стремительно отливает вниз, член натягивает штаны. Успеем мы ещё раз, пока Стас гуляет?
Подхватываю Машу под попу, усаживаю на стол. Лениво целуемся, машина рука ныряет в штаны, большим пальцем обводит головку.
Чёрт, сокращаюсь от острых ощущений, машинально толкаюсь ей в руку.
— Давай по-быстрому на столе? — уговариваю, прикусываю соски через ткань, утыкаюсь носом в ложбинку. Дышу и кайфую.
С беременностью Герда стала пахнуть ещё круче, как самое вкусное яблочко. У меня рефлекс на неё — слюна выделяется, не захлебнуться бы.
— Ты совсем, что ли? Сын скоро вернётся! — смеётся Маша и выкручивается, отпихивает меня.
— Пздец как хочу! — выпрашиваю как малолетка.
— Когда ты не хочешь? — угорает Герда и спрыгивает со стола — Пошалили и хватит, ты и так мне сегодня младшего разбудил своим сексом! Вон толкается теперь, бедный голодный ребёнок.
Обнимаю сзади, поглаживая живот, ловлю удар в ладонь.
— Получай пяткой. — хихикает жена.
Так и стоим, я наглаживаю сына, Герда трескает блинчики.
С улицы забегает Стас, румяный, довольный.
Маша отпускает няню, остаёмся втроём.
Сын ловко залезает на подставку, моет руки. Маша ерошит ему волосы, спрашивает, с чем будет блины? Конечно, со сгущёнкой в этом он полностью сын матери. Завтракаем, Стас увлечённо рассказывает, как они играли с няней в снежки.
Затем начинается утренняя разминка, Стас учится выговаривать буквы.
— Давай на «р». — командует Герда и протягивает блинчик с шоколадной пастой.
Банда сладкоежек. Пью кофе, наблюдаю за семьёй.
— Карл у Клары украл кораллы, а Клара у Карла украла кларнет! — старательно выговаривает сын.
— Угу, хорошо, теперь на «л». — командует секси логопед.
Маша давно определилась с профессией, учится на управленца, через год диплом. Сейчас работает в логопедическом центре.
— Корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали! — жена показывает большой палец, намекая, что сын крут.
Стас очарователен с щербатой улыбкой, вчера первый зуб выпал. Ночью с Машей, как два приведения крались в детскую, чтоб положить монетку и конфетку под подушку.
И откуда она всё это знает? В интернате ведь росла. Я хоть и рос дома, но мать нас с Мишей не баловала даже такими мелочами, сбитые коленки не целовала, а Маша целует Стасу.
А когда он болеет, то мы берём его спать к себе. И вместе составляем план борьбы с коварным вирусом. Капли в нос, таблетки и градусник — это всё наше супер-оружие, мы же супер-команда.
Хочется, чтоб у сыновей было лучшее детство. С традициями, праздниками, сюрпризами. Мы будем стараться, чтобы пацаны росли счастливыми.
— А я придумал имя брату! — выделяя букву «р» важно сообщает Стас.
— Ну-ка рассказывай, а то мы с мамой не можем определиться. — держу серьёзный фейс, сын старался же.
Но зная, какие имена он обычно выдаёт, мне заранее страшно.
— Вообще, у меня несколько вариантов: Донатэлло, Леонардо, Добрыня, Емеля и Джулиан последнее самое крутое! Помните, так звали короля лемуров из Мадагаскара? — довольно улыбается Стас.
— Классные варианты! — отсмеявшись, тоже показываю сыну "класс", Маша красноречиво пинает меня под столом.
— А тебе, мам, какое больше всего имя понравилось? — искренне интересуется ребёнок.
Маша смотрит на меня огромными глазами, прокашливается.
— Хм, сыночек, они все хорошие, но давай выберем что-то попроще? Не представляю, как зову на всю улицу: — Донатэлло, пора домой! Давай лучше на Марке тогда остановимся?
Есть! Подмигиваю сыну, это наш тайный знак-план сработал.
— Ладно, пусть тогда Марк будет. Смотри не передумай опять, я уже привыкать начал. — Стас строго смотрит и грозит пальцем Маше, затем обнимает, протягивает мне ладонь, отбиваю.
— Получилось, пап! — сдаёт нас этот Штирлиц.
Убегает к телеку.
— Это что сговор? — прищуривается моя любовь.
— Мужской договор. — подтягиваю машин стул, пересаживаю к себе на колени.
Веду носом по шее, ключице, груди.
— Помнится, у нас с тобой тоже, всё началось с договорённости.
Впиваюсь в губы, не давая сказать. Целуемся.
Не знаю, что она там помнит. Стрёмно всё,
