Нелюбимая жена - Злата Романова
Он набирает скорую, скороговоркой диктуя наш адрес и мои симптомы, а до меня медленно доходит, что может значить эта боль и кровь. Явно не начало моего менструального цикла, учитывая, что он опаздывает почти на месяц, а я как-то не заостряла на этом факте внимание, списывая все на контрацепцию. В это сложно поверить, но я, видимо, беременна. И то, что сейчас происходит, не сулит мне ничего хорошего.
«Боже, пожалуйста, не дай мне потерять его!» – проносится в голове последняя мысль, прежде чем я теряю сознание.
Эпилог
– Думаю, это девочка, – поделилась я своими мыслями с мужем перед решающим узи.
– Не, точно мальчик, – не согласился Тимур.
– Я мать, мне лучше знать. Ты просто хочешь сына! – уличила я его.
– Я отец и я чуйкой чую, что пацан, – возразил этот твердолобый упрямец.
Конечно, он ошибся и нам сказали, что будет дочка, на что он с высокомерным видом заявил, что до родов ничего утверждать невозможно.
Меня очень обижало это, хоть он и не показывал своего расстройства. Я злилась, что Тимур не рад дочке и упрямо хочет сына, но когда родилась наша Эмилия, его отношение кардинально изменилось.
Первое время Тимур держался настороженно. Целовал дочку в щечки, сюсюкался с ней, но на руки не брал. Убегал от любой моей попытки дать ему подержать Мильку.
– Не смотри на меня так, Ляль, не могу я. Она же прозрачная совсем, как я ее возьму? Придавлю еще. Ты знаешь, что Азамат сломал плечо сыну, слишком сильно прижав его? Держи ее от меня подальше, пока не подрастет.
Глядя на него, никто в жизни не подумал бы, что этот мужчина не хотел детей. С самого рождения Мильки, когда она была еще морщинистым шарпеем, он только и успевал восхититься, какая она красавица и вообще самый милый ребенок на свете. Я и предположить не могла, что он может быть настолько нежным с кем-то.
Когда Мильке исполнилось два месяца, он, наконец, преодолел свои опасения и начал брать ее на руки. А потом так увлекся, что даже на меня зыркал, если я пыталась ее забрать. Каждый вечер после работы брал Милю и часами лежал на диване перед телевизором, позволяя ей спать на своей груди. Я даже немного ревновала.
Ссоры у нас, конечно, случались еще, как и в любых семьях, но с тех пор, как Эмилия начала подрастать и понимать окружающий мир, Тимур стал еще сдержаннее. Спорить при ребенке в нашем доме – табу.
Странно, как дочка смогла изменить нас обоих. Я уволилась с работы и научилась уже разделять свое время таким образом, чтобы вечером у меня был только муж и Миля. Все дела днем, пока он работает, как и совместные прогулки и встречи с подругами.
Тимур тоже стал настоящим домоседом. Мы стали ближе друг к другу в духовном плане, научились разговаривать откровенно, не запирая обиды внутри, а когда через четыре года после Мили родился наш сыночек, я убедилась, что правду говорили те, кто утверждал, что папы любят дочек больше. Потому что, несмотря на то, что получил, наконец, своего желанного сына, Тимур все равно относился к Мильке совершенно по особенному. И чем старше становились дети, тем строже он был к Зияду, в то время, как Миля оставалась его лелеемой папиной малышкой. Я уже опасалась того момента, когда она покинет наш дом, выйдя замуж, потому что эти двое совершенно не могли друг без друга.
* * *Десять лет спустя
– Вот зачем ты позволила ей остаться с ночевкой? – крутится из стороны в сторону на кровати Тимур, мешая мне спать. – Она еще слишком маленькая. А вдруг плачет сейчас? Скучает по нам.
– Ты двадцать минут назад делал видео звонок и все было в порядке, – злюсь я.
Мы и так редко приезжаем на родину, так что не вижу ничего плохого в том, что Милька остается иногда ночевать у моих родителей. Мама и так жалуется, что не видит внуков. Но Тимур почему-то всегда рьяно возражает против того, чтобы дети ночевали у них, выводя меня из себя.
– Еще и эта хулиганка Миры там. А вдруг она ее обидит?
– Ты издеваешься? – не верю своим ушам. – Как шестилетка обидит твою почти одиннадцатилетнюю дочь? Совсем уже ку-ку? Или ты нарочно выводишь меня из себя, Тимур?
– Причем тут возраст? – возмущается он. – А то ты не знаешь характер своей дочери и дочери Миры. Такая же языкастая ведьма, как ее мать! Не говоря уже об ее отце.
– Ты даже не знаешь, какой у него характер! Нельзя так относиться к людям, Тимур! Ты видишь Мурада от силы раз в год и едва ли перебрасываешься с ним словом. Уверена, он не истерит из-за того, что его дочь не ночует дома.
– Ты у меня доиграешься, Ляля! Я, значит, истерю?
Наш разгорающийся спор прерывает стук в дверь.
– Мам? Можно к вам? – подает голос Зияд.
– Смотри, что ты наделал! – шиплю на Тимура. – Заходи, малыш.
Сын приоткрывает дверь и нерешительно мнется на пороге.
– Вы ругаетесь?
– Нет, просто твой отец никак не может уснуть.
– А, – говорит он, хотя на лице написано недоумение. – Я уснуть не могу, мам. Можно посмотреть телевизор?
– Нельзя, – строго запрещаю я. – Почти двенадцать, Зияд. Лежи, пока не уснешь. Никакого телевизора и гаджетов.
– Я и не надеялся, – тяжко вздыхает маленький манипулятор и посмотрев на меня жалостливым взглядом, уходит к себе.
– Он не может уснуть, потому что Мили нет дома, – выдает «гениальную» догадку Тимур.
Я закатываю глаза и отворачиваюсь от него, раздраженная донельзя. Не замечала за ним раньше такой глупости. Ну вот что он заладил, как ребенок, ей-Богу!?
– Давай ты помолчишь, Тимур? Я спать хочу.
