Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд (СИ) - Лесневская Вероника

— Ладно, посмотрим на ужине на твоего оболтуса, — шутит мама, но я посылаю ей предупреждающий взгляд. — Хорошо, пусть будет «Идеальный генофонд». Так лучше?

— Нет, просто Адам, — поднимаюсь я. — И он будет здесь через пару часов, — кошусь на время.

— Ох, надо что-нибудь приготовить вкусненькое, — спохватывается мама, как настоящая любящая теща. — И Сереже позвонить, чтобы из автосервиса раньше вернулся, — останавливается на половине пути в кухню. — Он-то не в курсе всего. Туманову твоему не поздоровится. За каждую пролитую тобою слезу ответит.

— Что ж, папу я беру на себя, — тяну настороженно.

Время до вечера пролетает незаметно. Мама возится на кухне, а меня к плите не подпускает даже. Отправляет наверх к детям — собираться и приводить себя в порядок.

«Ты и так в порядке, красавица», — вспоминаю, как успокаивал меня Адам. Зареванную, мокрую после душа, растрепанную. Заставлял верить, что для него я и правда лучшая. Непривычно. Я думала, что достойна получать лишь указания и упреки от мужчин. Что нужно постоянно подстраиваться под их желания, меняться по щелчку пальцев. Поэтому и не спешила строить отношения с кем-либо. Боялась опять попасть в эту душную камеру. И услышать звук захлопнутого замка.

Но я больше не так воинственно оберегаю свою независимость. С Адамом я и дальше смогу чувствовать себя свободной, но при этом еще и… счастливой.

— Мамочка, мы во дворе папочку встретим, — визжат близняшки, а Макс по привычке проверяет время. Он не расстается с подарком Адама, и никакие другие часы не могут заменить ему эти, от родного отца.

Отпускаю детей, не боясь, что они испачкают наряды. Папа их и такими будет рад видеть. Более того, именно своим озорством тройняшки и очаровали его. Растопили обледеневшее сердце, проникли в душу, растеклись по венам. Родной кровью.

— Мам, приехал, — сообщает Макс, не скрывая ликования. Сдается потихоньку.

Я же еще утром выбросила белый флаг. После положительного теста ДНК. Между нами с Адамом больше нет никаких преград. Ничто не мешает нам быть вместе и строить семью. Ведь так?

Встречаю его с улыбкой. Замечаю, как он нервничает. Как лихорадочно сжимает два букета лилий. Моих любимых цветов. А маме, судя по всему, придется потерпеть их «удушливую вонь», как она постоянно бубнила, когда папа мне их дарил. Усмехаюсь невольно.

Тянусь за поцелуем, но Адам подозрительно взгляд отводит. Сердце замирает и камнем летит вниз. Скупо касаюсь губами его щеки — и отстраняюсь. Улыбка слетает с лица.

Что-то не так…

Глава 39

Адам

Очнувшись, приобнимаю одной рукой и целую свою женщину, напряженную и мрачную. Агата не виновата, что ее будущий муж… идиот! Она ведь не в курсе ситуации. Но все чувствует.

— Случилось что-то? — шепчет мне в губы. И тут же касается нежно своими. Исцеляет поцелуем.

Хочется остановить это мгновение, затеряться в нем. И не думать о проблемах. Однако они не исчезнут, а начинать отношения со лжи не хочется.

— Ты очень красивая, — шепчу очевидное, а сам отдаляю тяжелый разговор.

Наслаждаюсь покрасневшими щеками, томным взглядом, взмахом длинных ресниц. Агата смущается, но через секунду с подозрением прищуривается.

— Так что? — отстраняется.

Сканирует меня черным взглядом. Насквозь просвечивает.

— Мне сказать кое-что тебе надо, — неопределенно качаю головой.

Опускаю глаза на лилии. Контрастно белые по сравнению с черноволосой Агатой. Идеальное сочетание.

— Все-таки передумал, — отшатывается она. — Я ожидала чего-то подобного. Но… ты не мог раньше?.. — отчитывает, неправильно трактовав мои слова.

— Чего ты там ожидала, упрямая чертовка, — смеюсь я и притягиваю ее к себе. — Совсем с ума сошла? — несмотря на грубоватую фразу, целую ее аккуратно.

Почти готов вывалить скелет, внезапно появившийся в моем шкафу, как рядом появляется старшая Береснева. Буравит меня пристальным взором, кивает в знак приветствия и губы сжимает в тонкую линию. Осознаю, что при ней я точно не готов говорить о своем ребенке на стороне. Захлопываю рот и, отпустив Агату, протягиваю ее матери один из букетов лилий. Она морщится, но, зыркнув на дочь, принимает. Я же выдыхаю шумно и еле сдерживаюсь, чтобы не бросить что-нибудь язвительное. Я и без этого у родителей Агаты на плохом счету.

— Добрый вечер, — все-таки выдавливаю из себя. Но атмосфера только сильнее накаляется.

Ощущение, будто грядет взрыв, но ее прерывает шум подъезжающего автомобиля на улице.

— О, дедуля, — сообщают тройняшки еще до того, как бегут его встречать.

Обе Бересневы переглядываются растерянно, и Алевтина подталкивает Агату к воротам. Банда из них получается похлеще чертят.

— А ты проходи, — теща взмахом руки приглашает меня в дом.

Устраиваемся за журнальным столиком в гостиной. Друг напротив друга. Как на очной ставке. Только собираюсь завести разговор на отвлеченную тему, как Береснева опережает меня:

— Говори!

Четко, строго, безапелляционно.

— Что? — теряюсь и закашливаюсь, поправляя ворот, который резко начинает меня душить.

— Меня не проведешь, — щурит темные глаза и подается вперед. — Я накосячившего мужика за версту чую, — грозит пальцем. — У меня Сережа если натворит что-то, то на глаза не показывается. Насквозь вижу. Вот и у тебя на лице все написано!

— Это касается только нас с Агатой, — говорю серьезно и сурово, но на всякий случай отстраняюсь, двигаясь вглубь дивана.

— Ну, так я и знала, — зло шипит теща. — Дочка только улыбаться заново научилась, а ты ее огорчить хочешь. Лучше уходи сразу. Хватит ей одного козла в прошлом, — выпрямляет спину и почти встает на ноги, чтобы выпроводить меня.

— Нет уж, никуда я от семьи своей не денусь, — останавливаю ее строгой фразой. — И если вы о Макаре, то он Агату больше не потревожит, — усмехаюсь. — После проверки ему будет чем заняться. По судам затаскают и лицензии лишат. Не до моей женщины теперь этому уроду.

— Грозно, — хмыкает Береснева, но тут же ее лицо вновь ожесточается. — Не отходи от темы разговора. Что ты натворил?

— Ребенка от другой, — выпаливаю на выдохе.

— Да когда успел? — руки в груди прижимает. И я беспокоюсь, не стало бы ей дурно. — Ты же бесплодный. До болезни нагулять успел? Вот не удивлюсь!

Еще одна! У Бересневых в крови — не доверять мне?

— Никого я не… — раздраженно начинаю, но понижаю тон, — не нагулял. Случайно вышло. В вашей клинике шесть лет назад, — Береснева меняется в лице, становится задумчивой. — Видимо, ЭКО сделали не только Агате, но и этой… — щелкаю пальцами, на нервах опять имя забыв. — Подруге ее… Лоре! — вспоминаю, наконец.

— А-а-а, — выдыхает Алевтина с облегчением, а я хмурюсь еще сильнее. — С чего ты взял, что ее сын от тебя?

— Тест ДНК показал наше родство. Я всех потенциальных детей проверял, — коротко рассказываю ей о наших с Агатой «приключениях». — Положительные результаты получил на Макса и Ксюшу, — улыбаюсь, оглядываясь на дверь, ведущую во двор, где тройняшки гуляют. Сквозь деревянное полотно едва различим их смех. — И на Алешку тоже плюс.

— Ясно, — сглатывает она. Делает паузу. Мучительную. — Надеюсь, криворукость и рассеянность по наследству не передается, — неожиданно выпаливает.

— Что? — недоуменно поднимаю брови.

— Не знаю, как ты тест проводил и какие образцы сдавал, но Алешка сто процентов не может быть твоим, — чеканит убедительно. — Лоре ЭКО делали от донора. Я ее вела и точно знаю, что материал из базы. Более того, твой «идеальный генофонд» полностью был использован для Агаты и ни к кому больше попасть не мог, — расслабленно откидывается на спинку кресла. Стреляет в меня победным взглядом, а я не способен до конца осознать ее слова.

— Уверены? — от шока перехожу на хрип.

— Конечно, — без тени сомнения отвечает. — Я все лично контролировала. Да и материал твой неучтенный. Я попросила не регистрировать и не вносить его в базу. Рисковала должностью, применяя его на Агате. Но это того стоило, — широко улыбается.