Никогда не предавай мечту - Ева Ночь
– Отвал башки, – подаёт голос Лиза. – Это бомба. Если вы такое покажете на сцене, зал кипятком будет э-э-э… ну, вы поняли.
– Мы покажем намного лучше и эпатажнее, – уверяет её Альда, поглядывая на Макса. Тот ошарашен. Молчит. Он ещё не здесь. Переваривает, наверное, увиденное.
– Это компьютерная графика, игра света и теней. Ну, и экран-ширма, что позволяет показывать три-дэ чудеса, а танцовщику умело и выгодно то появляться, то исчезать со сцены.
Альда пытается объяснить механизм танца, но слов у неё не хватает.
– Я хочу это видеть своими глазами! – заявляет Лиза. – Вы не отвертитесь от меня, Макс! Я буду следовать за вами тенью, торчать на репетициях, чтобы понять, как это действует.
– Если знаешь закулисную жизнь изнутри, потом не сможешь смотреть на всё это столь восторженно, – возражает ей Валера.
Лиза снова спорит, пытается что-то доказать, а брат поглядывает на неё снисходительно, как кот на расшалившихся котят, и, кажется, Лизу это злит.
– Мы пойдём? – спрашивает он у Альды и поднимается с места. Чуткий. Понимает, что им с Максом нужно побыть наедине. Поговорить. Обсудить увиденное.
– Мы? – артачится Лиза, когда Валера уверенно берёт её за руку и тянет к выходу. – Вот ещё! Мы с Максом и не пообщались!
– Потом пообщаетесь. Пойдём, – он непреклонен и строг. Когда надо, умеет включать стального человека. – Если хочешь, я покажу тебе ещё кое-что, – подкупает он Лизу на ходу, и девушка сдаётся. Ей интересно.
Они возятся в коридоре, обуваясь. Снова препираются. Слышен Валерин тихий смех. Наконец за ними закрывается дверь.
– Макс, – зовёт Альда Гордеева. Он, очнувшись, поднимает голову и смотрит пристально ей в лицо.
– Это слишком мощно, – голос его звучит тихо, но в опустевшей комнате чётко отражается каждый звук от стен. – Он действительно молоток, твой брат. Такое не придумать просто так. А если придумать, то не воплотить без чутья и умения видеть и чувствовать.
– Не сомневайся, – ловит его настроение Альда, – у нас всё получится. Это только на первый взгляд кажется сложным или невозможным. Из-за эффекта и воздействия. Ты видел результат, а когда это всё отрабатывается, ставится, всё намного проще и прозаичнее.
Альда смотрит Максу в глаза.
– Я хочу, чтобы наш танец поражал и запоминался. Там, где мы не сможем дотянуться физически, воздействуем эмоционально. В этом суть. На это – упор. И это потребует сил ничуть не меньше, если бы мы в полной мере смогли выложиться. Мне важно, чтобы ты понял: это не обман. Не желание замаскировать нашу слабость. Это… пусть и не новое слово в танце, но необычное, притягательное. Искусство в искусстве.
– Это потрясающе, – качает головой Макс. – Кажется, ты думала, что я испугаюсь или сочту это недотанцем? – губы его кривятся, уголки становятся чётче, появляются ямочки. К ним хочется притронуться пальцами, но Альда сдерживает себя, хочет его дослушать. – Это здорово, Альда. Это бьёт и убивает наповал. Не бойся. Лишь бы я дотянулся до той планки, которую вы с братом поставили.
– Дотянешься, – улыбается Альда и наконец-то целует его в уголок губ. – Такие как ты, Гордеев, не только дотягиваются, но и перемахивают через все барьеры. С запасом. С лихвой. По-другому и быть не может.
Глава 51
Макс
Она верила в него безоговорочно. Так, что становилось страшно: вдруг у него не получится? Вдруг не оправдает её ожиданий? Но как же важна для него Альдина вера! За такое можно последнюю рубаху с плеч снять. А ещё хочется дать что-нибудь взамен. Много. Самое лучшее. Самое прекрасное. Иначе не получится ничего.
Макс маялся неудовлетворённостью. Не только душевной, но и физической. Они засыпали в объятиях друг друга, переплетаясь ногами и руками, измученные поцелуями и горячкой тел.
Альда смелела. Становилась раскованнее. Расцветала. Движения её делались плавными – он замечал. В ней всё и так было: грация, лёгкая походка, изящное движение рук, поворот головы. Но то, что она наконец-то превращалась в женщину, его глаз отмечал безошибочно.
И в постели она смелела. Осторожно, шаг за шагом, Макс вёл её к окончательному пробуждению. Альда балансировала. Её сдерживал страх, что ничего не получится. Ей не хотелось его огорчать. Не хотелось самой упасть в отчаяние, когда всё зря.
И вот эта близость на грани позволяла им лучше понимать друг друга. Прислушиваться, откликаться на неслышимый для слуха зов. Их взгляды и жесты часто говорили куда больше, чем слова. На их занятиях танцами это тоже отражалось.
Постепенно, шаг за шагом, они шли к цели, но в какой-то момент застряли. Застопорились. Легко давалась синхронность, отдельные элементы. Стало плохо, когда дело дошло до поддержек.
– Ты скован и трусишь! – бушевал Грэг. Макс и сам знал правду.
– Я боюсь тебя уронить, – признался он Альде. – Всё время кажется, что не смогу совладать с протезом, что он подведёт меня, я оступлюсь и не смогу удержать. Сделаю тебе больно. Поэтому скован и ничего не могу с собой поделать.
– Только полное доверие поможет вам преодолеть барьер! – Грэг компромиссов не знал. Он шёл напролом, требовал, заставлял, пытался подбодрить, объяснить, настроить, но ничего не получалось: выходило криво, зажато, неправильно. Никакая страховка не могла заставить Макса разморозиться.
– У тебя сильные руки! – настаивал Грэг. – Альда доверяет тебе, готова выложиться! Но, смотрю, ты не готов. В тебе нет доверия. Вы снова откатились назад!
Это походило на поражение. На крах надежд. Макс не мог. Страдал. Ненавидел себя. Но каждый раз, когда дело доходило до главного, снова пасовал. Накатывало чёрное отчаяние.
– Брось меня, – заявил он как-то вечером. Они сидели с Альдой за столом. Пили чай и молчали. В последнее время Макс не хотел говорить. Альде доставалось. Да, он срывал на ней зло.
Не кричал, не рычал, не язвил – молчал. И Альда приняла его игру. Не навязывалась. Не приставала. Не успокаивала. Просто сидела рядом. Это были дни без поцелуев и почти без объятий.
Альда посмотрела на него долгим взглядом и, не сказав ни слова,
