Софи Джексон - Унция надежды
Взгляд Макса переместился на черно-белый снимок, вставленный в деревянную раму. Наверное, когда-то он висел на ярком солнце, поскольку местами выцвел. Высокий чернокожий мужчина с шикарной прической афро, в облегающей рубашке и джинсах, обнимал красивую темноволосую белую женщину с очень знакомой улыбкой. Так иногда улыбалась Грейс.
– Мои родители, – пояснила она, с нежностью глядя на снимок. – Мама родом из округа Престон. С папой они познакомились в Вашингтоне. Вместе прожили двадцать лет. Потом он умер. Мама пережила его на десять лет… В свидетельстве о смерти указана причина: острая сердечная недостаточность. Но мы с Каем сразу поняли: мама умерла от разбитого сердца.
– Красивая была женщина, – сказал Макс.
– Да… была.
Грейс тряхнула головой, прогоняя грустные воспоминания. Она повела Макса в кухню и налила ему большой стакан холодного лимонада.
– Домашний, – пояснила она и подмигнула. – По маминому рецепту.
– Сейчас попробую.
Макс сделал большой глоток. Тишина, повисшая в кухне, была наэлектризована, как воздух перед грозой. Не хватало только искр. Так происходило всякий раз, когда они оставались вдвоем. Может, поэтому Грейс дала задний ход? Странно. Очень странно. Но Максу порядком осточертели все странности. Он прислонился к разделочному столу. Казалось, Грейс усердно убирает влагу, осевшую на стенках ее стакана.
– Давай поговорим, – наконец сказал Макс, отставляя свой стакан.
– О чем? – сразу насторожилась Грейс.
Макс проглотил остатки лимонада.
– Я хотел убедиться, что все по-прежнему так, как было. Я имел в виду… между нами.
– Между нами?
– Да… Мне показалось, ты… как-то изменилась. Мы по-прежнему друзья?
– А почему ты вдруг засомневался? – спросила Грейс и, не дав ему шанса ответить, продолжила: – Ты потрясающе себя вел. Обращался со мной как настоящий друг. – Она облизала губы. – Как верный друг.
Уголки его рта тронула улыбка. Грейс тоже поставила стакан и пододвинулась ближе. Ей было не утихомирить пальцы, кружившиеся в беззвучном танце.
– Я понимаю, о чем ты. Тебе кажется, что после поездки я отдалилась. Понимаешь… Мне было жутко стыдно за свое поведение той ночью. Я даже не знала, захочешь ли ты продолжения. Не знала, как заговорить с тобой об этом.
Макс слегка толкнул ее коленом:
– Я тебе однажды сказал, что со мной ты можешь говорить обо всем.
Грейс перестала сутулиться.
– И представь себе: я хочу продолжения.
– Это правда?
– Такими вещами не шутят.
Настроение Грейс стремительно поползло вверх.
– И тебе не было противно смотреть, как меня рвет?
– Ни капли. Гораздо хуже, если бы все это забило тебе желудок. И если в следующий раз ты снова наденешь такое же белье, я ничуть не возражаю. Будет на что посмотреть, пока я удерживаю твою голову.
Они оба засмеялись.
– Рада слышать, – сказала Грейс. – Очень рада.
Напряженность, которая совсем недавно ощущалась почти физически, куда-то исчезла. Наверное, унес ветер, гулявший по дому.
– Как здорово преобразилась кухня! – Макс показал на угол, который восстанавливал и штукатурил. – Особенно этот уголок. Я помню, как стена здесь почти проваливалась.
Грейс хихикнула, чуть не поперхнувшись лимонадом.
– А ведь я тебе хотела кое-что показать. Все забывала.
Они поднялись на второй этаж. Там Грейс выпустила руку Макса и торопливо захлопнула полуоткрытую дверь одной из комнат.
– Что у тебя там? Хранилище трупов? – пошутил Макс.
– Не угадал. Моя фотолаборатория. Готовлюсь к выставке.
– Там наверняка есть и снимки со мной. Можно взглянуть?
– Нет, – решительно замотала головой Грейс. – Я еще не закончила подборку. Но у меня есть кое-что получше.
Грейс снова взяла его за руку и повела в спальню.
Да. Это действительно было кое-что получше.
Она распахнула дверь и раскинула руки, издав звук, похожий на пение фанфар.
В последний раз Макс видел ее спальню, когда вместе с парнями из дядиной бригады заносил сюда тяжеленную мебель. Тогда Грейс служил кроватью надувной матрас, одолженный ей Руби. Сейчас на том месте стояла кровать из кованого чугуна, покрытая белым одеялом. У изголовья громоздились подушки. Кровать была просто огромной. Невероятно просторной.
– Ух ты! – только и мог сказать Макс.
– Нравится? Правда впечатляет?
Грейс обошла кровать и плюхнулась на нее с другой стороны.
– Удобная до ужаса. Ложись и проверь сам.
Невероятно соблазнительное зрелище. Голубое платье на белом одеяле. Загорелые руки и ноги. Однако Макс по-прежнему стоял, вопросительно поглядывая на нее.
– Чего ты ждешь? – усмехнулась Грейс. – Я всего-навсего предлагаю тебе оценить удобство этой кровати.
Макс сдавленно рассмеялся:
– Как давно я не слышал от женщины таких слов.
Он снял кроссовки, продолжая вопросительно смотреть на Грейс:
– Если серьезно, ты предлагаешь мне… заняться известным делом? Если честно, я понимаю в нем толк.
– Просто закрой рот и ложись!
Макс сел на кровать и только потом лег. Откинул пару мешавших подушек и выбрал удобную позу, сложив руки на животе.
– Черт побери, – пробормотал он, – я и не представлял, насколько удобны такие кровати.
– Я же тебе говорила, – засмеялась Грейс.
Макс повернул голову в ее сторону.
– Обожаю эту кровать! – призналась она, закрывая глаза. – Впервые в жизни такая большая кровать только для меня одной.
– Тебе это так важно?
– Конечно. Я могу спать хоть в позе морской звезды, и мне никто не помешает.
Грейс тут же принялась показывать Максу эту позу. Кровать была настолько большой, что даже присутствие Макса не ограничивало ее движений. Незаметно Макс стал ей подражать. Казалось, оба задались целью изобразить на одеяле снежных ангелов. Их руки встретились, и тогда Грейс мизинцем потерлась о его мизинец.
От столь невинного жеста у Макса вспыхнуло желание. Оно разрасталось, как стремительно надуваемый шар. Макс стиснул зубы. Ему стало тяжело дышать. Воздух снова наполнился электричеством. У него застучало в висках.
– У меня к тебе вопрос, – прошептала Грейс.
– Валяй.
Она пододвинулась ближе и, жарко дыша ему на щеку, спросила:
– А что, если я и в самом деле…
Макс посмотрел на нее. Грейс смотрела не на него, а на его тяжело вздымающуюся грудь.
– В самом деле… что?
Их глаза встретились. Максу сдавило легкие.
– В самом деле… предлагаю тебе заняться известным делом?
Макс застыл с раскрытым ртом. Легкие медленно возвращались к своей привычной работе.
– Ты опять меня дразнишь?
Слова, что сорвались с его языка, имели горький привкус. Макс не хотел ее обижать, но ему надоела эта игра в гляделки. Смотри сколько хочешь, а трогать нельзя. Он устал от подобных игр. Лучше встать и уйти, потому что он хотел ее трогать. Везде.