Валентина Седлова - Женщина с зонтиком и перспективами
И еще одно: в этот приезд я сделала одну важную вещь, которую в принципе надо было бы сделать еще очень давно. Я отдала деду свой архив — тот самый, с письмами, фантиками и фотографиями, который осквернил своими лапами Толя. И попросила спрятать его с глаз долой. Куда-нибудь в надежное место. Дед воспринял все как должное, принял коробку с архивом из моих рук и так хитро посмотрел на меня, что я в очередной раз усомнилась: а настолько ли дед маразматик, насколько это нам кажется?
* * *Утро понедельника началось сумбурно, и едва поднявшись с кровати, я сразу же оказалась в центре тайфуна, состоящего из Машки и пяти строителей, носящихся туда-сюда по моей многострадальной квартире и что-то горячо обсуждающих. Тема вышел на работу, объявив, что срок его больничного истек. Машка по секрету поведала мне, что пресловутый больничный возник исключительно для того, чтобы не демонстрировать коллегам живописно разукрашенное перилами лицо. Что ж, понятное дело. Без пяти минут нобелевский лауреат — и банальный босяцкий синяк под глазом. Неувязочка.
Поскольку мне хотелось поприсутствовать хотя бы на начальной стадии ремонта, я позвонила и предупредила Тамару, что сегодня задержусь. Она не возражала, да и голос у нее был довольный, из чего я сделала вывод, что начальство скорее приняло наш вариант финальных серий, чем не приняло. Ладно, чего гадать — и так через пару-тройку часов все узнаю.
Кое-как разобравшись в строительном жаргоне, на котором общалась Машка с ремонтниками, я поняла, что все будет сделано в лучшем виде. По крайней мере, именно эту фразу их бригадир повторил раз пятнадцать: «все будет сделано в лучшем виде». Машка тыкала пальцем в фотографии понравившихся мне интерьеров, которые мы с ней накануне кропотливо выискивали в ее журналах по дизайну и обустройству домашнего гнездышка. Бригадир и его «мальчики» на предложения и творческие изыски Машки то качали головами, то согласно кивали ими же, так что я даже испугалась, как бы они у них не оторвались. Хоть и не главный рабочий орган, но все же необходимый.
Потом они перешли к обсуждению предстоящих закупок стройматериалов. Тут моя голова окончательно пошла кругом, поскольку с теоретической математикой у меня все было хорошо именно в теории. А тут попробуй влет скажи: сколько штукатурки понадобится на «стены со сложным рельефом», как дипломатично обозвал бригадир выдолбленные Толей в кирпиче ласточкины гнезда.
Не передать, как мне было неудобно, когда при осмотре большой комнаты кто-то удивленно присвистнул и спросил: что тут делали и зачем? Но Машка так, будто давно ждала этого вопроса, слегка понизив голос, поведала, что в этой комнате в ожидании перевода в элитную психиатрическую клинику неделю прожил психически неполноценный человек — дальний родственник моих хороших друзей. Поскольку был человек крайне нервным, но привязывать его к батарее не хотелось — мы ж не фашисты какие-нибудь, — человеку было позволено заниматься тем, что его душе угодно. Человеку было угодно долбиться ножкой стула в кирпич и срывать паркет. Мебель и все остальное, чтоб не человек не разнес, мы заранее вынесли и расставили в других комнатах, за что теперь гладим себя по головке — уберегли-таки. Работяги выслушали Машкин рассказ и уважительно присвистнули — еще бы: за какую-то неделю так комнату изуродовать, и больше вопросов не задавали. Ай да Машка, вот бы ее к нам перетащить — она бы таких историй понаплела, только держись и успевай записывать!
Сообразив, что Машка куда лучше меня справляется со всеми расчетами и уж значительно опытнее в выборе разных сортов плитки, обоев и всего прочего (ну не могу я отличить немецкую плитку от итальянской, если на них только соответствующих надписей нет, типа мейд ин тама или не тама), я оставила ее разбираться со строителями, поскольку только мешалась ей под руками, да задавала глупые вопросы, и отправилась на работу.
Войдя в комнату для совещаний, я попала в тайфун под номером два. Народ ходил на головах, накрывал столы и, совершенно не таясь, таскал сумки со спиртным к холодильнику, поскольку пить теплый алкоголь у нас никто не любил.
— Я так понимаю, что все в порядке? — спросила я Тамару.
— В полном, — удовлетворенно отозвалась она. — Кстати, во многом благодаря тебе.
— Это как? — приятно удивилась я.
— Помнишь свою идею насчет того, что Ирине делает комплимент какой-то уличный мальчишка?
— Было такое. А что?
— Продюсер в эту сцену только что зубами не вцепился. Оказывается, он своему сыну по дурости обещал, что в честь его дня рождения даст ему сыграть какую-нибудь маленькую роль в каком-нибудь кино. Думал, что забудет и отвяжется. А пацан оказался упертым и к папе с ножом к горлу: так когда обещанные съемки? И тут эта сценка. Самое то. Ну, соответственно, раз прошла финальная сцена, прошло и все остальное, что мы налабудили. Пару мест только попросили подчистить, что я и сделала буквально за полчаса. Так что проект под кодовым названием «Жизнь и любовь» можем считать завершенным! По крайней мере, в сценарной его части.
— Да, спасибо продюсерскому сыну.
— И ему тоже! — рассмеялась Тамара, да так звонко, что на нас оглянулись все, кто был в комнате. Летка опять скорчила непереводимую гримасу и демонстративно отвернулась. Ну что я ей плохого сделала, а? Баллончик вернула с благодарностями, правда, так и не рассказав, зачем он был мне нужен. Гадостей вроде как не подстраивала. Разве что не нарочно. А то, что не нравится она мне — так она и не портрет Франклина, чтоб у всех положительные эмоции вызывать. Все, при первой же возможности — разбегаться по разным проектам, чтоб даже минимальной возможности не было друг друга раздражать.
А дальше все было как всегда. Нарезка, торты, салаты. Коньяк, мартини, текила. Лимоны, помидоры, зелень. Кружки из личных нычек, рюмки, позаимствованные в секретариате, тарелки из бухгалтерии. Сегодня сценаристы гуляют — имеем право. Потом будет еще официальная пьянка с продюсерами и прочими «серами» в каком-нибудь пижонском ресторане, вечерние туалеты и морды согласно протоколу. Но сейчас — только наш день.
Так уж получилось, что когда мы рассаживались, я оказалась между Стасиком и Тамарой. Совершенно случайно, между прочим. Сначала я себе место облюбовала, а они позже подошли. Но как бы там не было, я явственно слышала грозно скрипнувшие челюсти Летки. Но вместо того, чтобы сесть с другой стороны от Стасика, что было бы логично, учитывая их взаимную симпатию, Летка села четко напротив меня. Ну и Бога ради. Если ей так больше нравится… А взглядами исподлобья меня не просверлишь, бесполезно. Можно даже не пытаться.
