Сьюзан Ховач - Грехи отцов. Том 2
— Я не хочу жить. Мне жаль, что ты видишь ситуацию в таком свете. Я сожалею, что ты не понимаешь. — Я стал подниматься с постели, но она схватила меня и удержала.
— Прости меня, — сказала она быстро. — Не сердись. Я люблю тебя. Не отгораживайся от меня. Я так сильно пытаюсь понять, я очень хочу понять. Пожалуйста, поверь мне.
Я потушил ее сигарету и начал ее целовать.
— Давай не будем больше говорить. Мы оба говорили более чем достаточно, а времени осталось так мало.
Я произнес эти слова и только после этого понял, что сказал. Я увидел ее широко открытые глаза, услышал ее резкий вдох и проклинал себя за то, что уже не в силах остановить сцену, которую решил отложить на самый последний момент.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она. — Почему у нас мало времени?
И тогда с величайшей неохотой я сказал ей, что ее отец переводит меня в Лондон.
— Прекрати это кружение, — сказала Вики. — Выходи из круга. Настало время умыть руки после этой неприятности и начать новую жизнь. Ты ведь не хочешь ехать в Лондон, да?
— Я полагаю, ты имеешь в виду наши отношения. Хорошо, я согласен, что это будет неудобно, но…
— Неудобно? Ты сказал «неудобно»?
— Но мы ведь будем видеться друг с другом! Я буду регулярно прилетать в Нью-Йорк по делам, и, разумеется, ты сможешь прилетать в Лондон так часто, как захочешь…
— Межконтинентальная любовная связь — да, понимаю, — сказала Вики. — Как прекрасно! Как очаровательно! Что мне еще надо? — Она начала плакать.
— Вики…
— Ох, замолчи! Ты вообще не живешь в реальном мире! — Она выбралась из постели и отыскала в темноте свою одежду.
Я также двигался ощупью и понимал, что творилось в ее голове. Я вспомнил ее слова о том, что ей хотелось бы, чтобы рядом с ней был больше чем любовник, — она нуждалась в моем ободрении. Предложить ей межконтинентальную любовную связь было недостаточно. Я должен был убедить ее, что хочу чего-то большего, чем видеть ее изредка, я должен сделать ей предложение, чтобы помочь ей почувствовать себя защищенной.
— Поедем со мной в Лондон, — сказал я резко. — Мы будем жить вместе. Так же как и ты, я не хочу, чтобы мы жили раздельно.
Она перестала плакать и посмотрела на меня.
— А как дети?
— Ну… — Внезапно я понял, что не знаю, что сказать. — Ну, я уверен, что ты любишь своих детей, Вики, но я, во всяком случае, думаю… если существует какой-то другой доступный для тебя способ… я уверен, Корнелиус будет счастлив помочь тебе…
— Давай поставим все точки над — сказала Вики. — Я не покину своих детей. Куда поеду я, туда поедут и они.
— Но мне казалось, что когда мы были на пароходе, ты дала мне понять, что ненавидишь свою жизнь здесь и останешься с детьми только потому, что чувствуешь свою вину!
— Это правда. Я чувствую себя виноватой. Я дала своим детям жизнь, хотя не хотела этого, а что может быть более неправильным, чем это? Чтобы попытаться искупить вину, я, по крайней Мере, должна быть с ними и постараться по мере своих сил показать им, что они для меня много значат.
— А если это не так, не является ли это просто лицемерием?
— Боже мой, легко говорить тебе, бездетному холостяку! Я действительно проявляю заботу о моих детях. Я люблю их очень сильно. Я люблю их всех и ненавижу за то, что они испортили мне мою жизнь и терзают меня эмоционально день за днем, день за днем. Но если ты не можешь отказаться от жизни, которую тебя заставляет вести твое чувство вины, так почему же ты должен ожидать, что я откажусь от своей?
Я поднялся с постели, пошел в ванную комнату и провел там три минуты, тяжело раздумывая. Потом я спустил воду в туалете для оправдания моего отсутствия и вернулся в спальню. Она была все еще в нижнем белье, но зажгла еще одну сигарету и напряженно стояла у окна. Я надел халат и завязал пояс.
— Выпьем еще немного кофе.
Мы сидели за кухонным столом и молча пили кофе. Наконец, я сказал:
— Должен же быть какой-нибудь выход из положения. Я уважаю твои чувства, но, пожалуйста, попытайся понять мои трудности. Я не привык к детям. Я никогда не жил вместе с ними. Мне хотелось бы сказать тебе, что я мог бы справиться со всеми вами с одной рукой, привязанной за спиной, но я был бы лжецом. Мне нужно решать эти проблемы не все сразу, а по очереди.
— Но у нас на это нет времени!
— Да, но если мы можем продолжать видеться… Я признаю, что ты не можешь разрушить свою жизнь, чтобы жить со мной все время в Лондоне, но…
— Трудность состоит в том, — прервала она, — что межконтинентальная любовная связь со всем элитарным великолепием должна тебя полностью устраивать. Ты привык к долгим периодам безбрачия, прерываемым взрывами высокой активности, и если я соглашусь принять предложенную тобой схему, зачем тебе беспокоиться о каком-нибудь другом образе жизни?
— Когда я вернусь в Нью-Йорк…
— Это ведь через четыре года! Я сожалею, ты, может быть, сможешь вести такой образ жизни целых четыре года, но я не смогу. Я сойду с ума. Я не смогу выдержать всего напряжения и ужасных разлук, и разочарования, если тебя не окажется поблизости, когда я больше всего тебя хочу, — Боже, понимаешь ли ты, как все это безнадежно? Во всяком случае, у меня было достаточно стресса в моей личной жизни, и я просто не готова выдержать его еще.
Наступило молчание. Мы выпили кофе. Она погасила сигарету.
— Хватит, — сказала она, — слишком много для неразрушимого будущего. У нас, несомненно, сегодня вечером было более чем достаточно невыносимого прошлого. Остается только настоящее. Это немного, однако, кажется, что это все, что у нас есть.
— Я не могу с этим согласиться.
— Ох, Скотт, я тоже не могу…
Она была в моих объятиях. Полы моего халата разошлись. Она сбросила свою одежду. Через десять секунд мы были вместе в постели, и тогда время стало несущественным, по крайней мере, когда ночь раскрылась перед нашими глазами в полном блеске.
Она позвонила мне в девять часов следующего вечера, когда я диктовал последний памятный листок машинистке. Голова моя болела, а глаза резало от света настольной лампы. Резкий звонок телефона был настолько громким, что я вздрогнул.
— Алло, — сказала она. — Как ты себя чувствуешь?
— Плохо. Извини, что я не позвонил.
— Не хочешь ли ты приехать ко мне, когда закончишь дела?
— Ты знаешь, что я приеду. Но я очень устал. Я тебе составлю плохую компанию.
— Ты что-нибудь ел сегодня?
— Нет. Да, подожди минуту, у меня на столе лежит полбулочки с сосиской, но у меня не было возможности доесть ее. Очень много дел перед отъездом…
