Кэндес Бушнелл - Пятая авеню, дом один
Неприглядная реальность колола глаза. Чего стоил, например, обед с югославским режиссером. Обладатель двух «Оскаров» оказался глубоким стариком, пускающим слюни из дряблого рта. Его русская жена, одетая в золотое платье от Dolce & Gabbana (лет на двадцать моложе мужа — примерно та же разница, как у него с Лолой, прикинул Филипп), кормила режиссера супом с ложечки. Кинодеятель оказался брюзгой и грубияном, его жена — ходячим анекдотом, но всетаки югослав был живой легендой, несмотря на старческие причуды и глупую супругу, поэтому Филипп держался с глубочайшим уважением в продолжение всего обеда, которого ждал несколько месяцев.
Лола, напротив, вела себя отвратительно. Во время долгой беседы, когда режиссер объяснял суть своего очередного проекта (фильм о малоизвестной гражданской войне в Югославии в тридцатые годы прошлого века), Лола не отрывалась от своего айфона, рассылая текстовые сообщения, и даже ответила на звонок подруги из Атланты.
— Выключи сейчас же, — прошипел Филипп.
Обиженно взглянув на него, Лола подозвала официанта и заказала водку с «Джелло», объяснив сидящим за столом, что не пьет вина, поскольку вино — это для стариков.
— Прекрати, Лола, — одернул ее Окленд. — Еще как пьешь. Ты всегда делаешь то, что делают все.
— Красное я не пью, — возразила она. — А сейчас мне нужно чтонибудь покрепче, чтобы досидеть до конца этого обеда.
Затем она спросила режиссера, снял ли он хоть одно популярное кино.
— Популярное? — удивился старик. — Чито есть это?
— Ну как же, — ответила Лола, — кино для нормальных людей.
— А чито есть нормальные люди? — спросил оскорбленный в лучших чувствах режиссер. — Может, мои вкусы есть слишком сложны для молодой леди вроде вас?
Старик и в мыслях не имел сказать чтото обидное, но так уж вышло — языковой барьер и все такое, вот Лола и не упустила повода прицепиться.
— Это как же понимать? — начала она. — Я считаю, искусство предназначено для всех. Если люди не понимают кино, тогда зачем оно нужно?
— Вот в чем проблема Америки, — сказал режиссер, поднося к губам бокал вина. Испещренная коричневыми пятнами рука дрожала так сильно, что полбокала он расплескал на стол. — Избыток демократии — это гибель для искусства.
Остаток вечера сидевшие за столом Лолу попросту не замечали.
Возвращаясь домой в такси, Лола кипела от ярости, подчеркнуто отвернувшись к окну и теребя волосы.
— Что опять не так? — со скукой в голосе спросил Филипп.
— На меня никто не обращал внимания!
— Что ты имеешь в виду?
— Меня игнорируют, Филипп! Если я не ко двору, для чего меня всюду с собой таскать?
— С тобой бы все нормально общались, не сделай ты того глупого замечания по поводу фильмов этого югослава.
— Да он просто унитаз на подтяжках, кому нужно его кино? Ах, пардон, — ядовито поправилась она, — его фильмы!
— Он гений, Лола. Ему присуще своеобразие. И он по праву пользуется всеобщим уважением. Тебе надо научиться с почтением относиться к таким людям.
— Ты опять меня критикуешь? — завелась Лола.
— Я говорю, что ты в состоянии усвоить пару простейших жизненных истин!
— Слушай, Филипп, если ты еще не понял, я не признаю авторитетов. Мне плевать, какие у кого достижения. Я не хуже их, ясно? Да будь у него хоть три «Оскара»! Неужели ты считаешь, что награды ставят когото выше других?
— Да, Лола, я так считаю, — ответил Филипп.
В дом они вошли в полной тишине. Впрочем, эта размолвка тоже закончилась сексом. Лола знала: когда Филипп сердит на нее, ей обязательно удастся отвлечь его внимание новой сексуальной уловкой. В тот вечер она вышла из ванной в трусиках с вырезанной ластовицей, выставив эпилированный воском лобок — любовнику «на закуску». Филипп не устоял перед искушением, и на следующее утро все стало как раньше.
Филипп покачал головой, вспоминая Лолу. Парикмахер прошелся щеткой по его пиджаку, стряхивая срезанные волосы. В этот момент Филипп увидел за окном проходившего мимо Джеймса Гуча. Филиппа передернуло — еще один собрат по перу. Когда же это кончится? Сглазили его, что ли? Они с Гучем много лет прожили в одном доме и всегда сосуществовали самым мирным образом — не замечали присутствия друг друга. Но после достопамятной встречи в Paul Smith Окленд натыкался на Гуча чуть ли не каждый день. Он не собирался сближаться с соседом, но все яснее видел, что этого не избежать: типы вроде Гуча липнут тем настойчивее, чем решительнее их отталкиваешь. Вот и сейчас Гуч заметил его над выставленными в окне париками и, не в силах скрыть удивления, вошел в салон.
— Как поживаете? — радостно спросил он.
Филипп кивнул, стараясь избежать разговора. Если он заговорит, сосед не отвяжется.
— Не знал, что здесь и мужчин стригут, — сказал Джеймс Гуч, оглядывая фиолетовые бархатные кресла и драпировки с бахромой.
— Сто лет тут мужской салон, — буркнул Филипп.
— Как близко от дома! Может, я тоже буду сюда ходить, а то по старой памяти езжу к мастеру в Верхний УэстСайд.
Филипп вежливо наклонил голову в знак одобрения.
— Там мы жили раньше, — продолжал Джеймс Гуч. — Жена спасла меня от однокомнатной квартиры и раскладушки. Если бы не Минди, мы до сих пор ютились бы в Верхнем…
— Ну, вы преувеличиваете, — перебил Филипп, вставая.
— А вы? — не отставал Гуч. — Вы всегда жили в центре?
— Да, я всю жизнь прожил в доме номер один, — ответил Филипп. — Я здесь вырос.
— Прекрасно, — восхитился Джеймс. — Кстати, как вам Райсы? Пол Райс, помоему, большой засранец. Треплет нервы моей жене, устанавливает у себя аквариум на две тысячи галлонов…
— Я не привык вникать в размолвки соседей, — сухо сказал Филипп. — Это прерогатива моей тетушки.
— Вы, кажется, знакомы с Шиффер Даймонд? — сменил тему Джеймс. — И даже встречались когдато?
— О, очень давно. — Филипп расплатился и быстро вышел на улицу. Однако Джеймс тут же выскользнул за ним, и теперь Окленду предстояло целую вечность — два квартала — шагать до дома в компании этого человека.
— Нам нужно какнибудь пообедать вместе, — сказал Джеймс. — Я с женой и вы с подругой. Как ее зовут, я забыл?
— Лола, — ответил Филипп.
— Молоденькая, — как бы невзначай заметил Джеймс.
— Двадцать два года.
— Надо же, совсем девочка, — умилился Гуч. — Годится вам в дочери.
— Боже сохрани! — вырвалось у Филиппа.
У самого дома Гуч повторил предложение пообедать семьями.
— Почему бы не сходить куданибудь поблизости, в «Никербокер», например?
