Мой летний эротический роман - Лена Лето
Если верить в судьбу, о которой твердил Лис, то она сейчас говорит мне прямым текстом: позвони Матвею. Но я материалистка.
Ночь рассеивается. Свет фонарей тускнеет. Воздух мутный, как вода в стаканчике с краской. В детстве мне нравилось рисовать. Надо не забыть рассказать об этом папе.
Продрогнув (отопление еще не включили), слезаю с подоконника и в пижаме залезаю под одеяло. Так люблю спать на спине! А сейчас неудобно.
Я расскажу Матвею о сыне, не буду сукой (ой, мам, прости). Но сама выберу место и время. Наверное, когда малыш родится. Когда я увижу в нем знакомые черты, тогда я решусь.
Выползаю из-под одеяла и проверяю «Илонин» телефон. Ни пропущенного звонка, ни сообщения. Хорошо, судьба. Вот и проверим. Больше не буду его выключать.
Потом я все же засыпаю, почти на десять часов. Просыпаюсь от грохота на кухне — судя по звуку, мама уронила, минимум, холодильник. Но, оказывается, лишь сковородку. Хорошо, что не горячую.
Сегодня у нее все как-то не складывается. Забывает просеять муку, когда готовит сырники. Кофе убегает на плиту. Но при этом мне приятно на маму смотреть: она какая-то легкая, юная. Будто сбросила с плеч тяжелый груз.
Завтракаю и иду в поликлинику на осмотр. Как же я не люблю это дело… Очередь, холодный свет, больничные стены, пугающие плакаты, ну и сама процедура…
Еще только вышла из подъезда, а внутренне чувствую себя взъерошенной, как попугай. Хорошо, хоть солнце выглянуло, — уже не так уныло. С неба, словно случайно оброненные, время от времени опускаются снежинки.
Идти неудобно — на мне мамины теплые сапоги (свои старые я выбросила в приступе гнездования, а новые все на каблуках), мамина куртка — я в ней утопаю, зато живот не выпирает, шапочка с помпоном и широченный шарф, заботливо натянутый мамой до самого моего носа.
И тут в моей сумке звонит мобильный «Илоны». Этот рингтон невозможно спутать ни с каким другим. Сердце камнем падает куда-то в желудок.
Матвей. Больше никто не знает этот номер.
Но я все же вынимаю телефон из сумки и смотрю на имя.
Мэтт.
Я же ждала этого звонка, а все равно вмиг становится жарко, душно. До боли сильно пульсирует в висках.
Вот ты и снова в моей жизни. Или нет — если я не отвечу.
— Не ответишь? — раздается его голос.
В первое мгновение кажется, что из телефона.
Потом я поворачиваю голову.
Мэтт…
Сглатываю комок в горле.
На нем джинсы, белый вязаный джемпер и распахнутая куртка цвета топленого молока. Стоит, опираясь на капот серо-салатовой машины каршеринга. Он совсем, совсем не изменился.
Хотела бы сказать — Матвей, но даже мысленно не могу. Это Мэтт — моя первая любовь, мой первый мужчина. Дождь заливается в стаканчики кофе, мурашки тянутся по коже за подушечкой его пальца, горячие губы собирают слезы с моих ресниц… Стоп, стоп. Стоп! Как насчет других воспоминаний?..
— Поставила на меня рингтоном собачий лай? — Мэтт отталкивается от машины, подходит ко мне. — Это потому, что в начале знакомства я часто тебя ругал, или потому, что ты считаешь меня кобелем?
Я от всего этого отвыкла: и от его хитрого прищура, и звука голоса, который до сих пор во мне отзывается, и интонации, подтекст которой не разобрать. От того, что он может быть рядом, — просто сделать несколько шагов…
Снова впускать в себя это так же болезненно, как и отпускать. Не хочу это испытывать. Мысленно выстраиваю между нами ледяную стену.
— Я давно поставила этот рингтон. Не помню, чем именно ты меня тогда разозлил… Что ты здесь делаешь?
Мэтт стоит, улыбаясь, покачиваясь на пятках.
Для него это все игра.
— Приехал пригласить тебя на свидание. Ты обещала мне его, если прогулка по Минску станет для тебя незабываемой. Помнишь?
Ой, все.
Я разворачиваюсь и иду в противоположную сторону.
— Вероника… подожди!
Слышу, как хлопает дверь машины. Мэтт обгоняет меня, протягивает букет белых лилий.
— Так пойдешь со мной на свидание?
Снежинки падают на лепестки и становятся невидимыми — белое на белом.
Я не останавливаюсь, так что Мэтт идет передо мной задом наперед, протягивая букет.
— Мэтт, зачем я тебе? Серьезно — зачем? У нас был красивый, просто невероятный эротический роман. Но все, он закончился. Как раньше, уже не будет. Все изменилось.
— Что именно изменилось?
— Все…
— Это не ответ, Вероника, — теперь он говорит совершенно серьезно. — Ты с кем-то встречаешься?
Он останавливается. Я тоже.
Оборачиваюсь на него.
Сердце колотится: «Бах! Ба-бах!» Мне вообще нельзя волноваться. Но как, черт побери, это сделать?!
— Боже… нет.
— Тогда в чем дело?
Он хочет знать, в чем дело! Сжимаю внутри варежек ладони.
— Ты женат, Мэтт!
— Я подал на развод.
— Мы живем в разных странах.
— Уже нет.
— Ты зависишь от отца.
— Я уволился и открыл свое дело.
— Ты меня бросил. Ты меня бросил! Вот что изменилось! — не выдерживаю я. Чувствую — щеки горят. А внутри холодно так, будто я промерзла насквозь.
— Вообще-то, это, скорее, ты меня бросила! — заводится Мэтт. — Просто исчезла, не найти! И мамаша твоя, как Цербер! Хоть слежку за ней устраивай, чтобы до тебя добраться!
— Так и устроил бы!
— Я придумал вариант получше!
Мы стоим, взглядами метая друг в друга молнии. Раньше прохожие нас обтекали, теперь обходят по кругу.
Мэтт кладет ладони мне на плечи, мягко их сжимает.
— Давай начнем все с начала.
— С начала не получится.
— Ну, с середины.
Мотаю головой.
— Ну почему, Вероника?..
Он ждет ответа. Я
