Жертвуя королевой - Лули Тан Цу
Но и я не растерялась и не стала медлить. Трехлитровая банка с огурцами разлетелась от удара об его голову. Назар рухнул без сознания к моим ногам.
Все произошло настолько быстро, что Макс даже не успел среагировать.
Он только смотрел на меня, выпучив от удивления глаза, затем на Назара, лежавшего на земле, раскинув руки.
Я, в свою очередь, даже испугаться не успела. Голову Назару я, конечно, расколотила. Но не убила. Тот застонал и попытался подняться. Он глянул на меня снизу. По его лицу из раны на голове текла струйка крови.
— Ненавижу, — прошипел он.
Макс наступил ему на спину, прижав к земле:
— Лежи, Платонов, съешь огурчик. Доненавиделся уже.
Назар больше не сопротивлялся. То ли удар оказался настолько убойным, что он не мог прийти в себя, то ли сдался морально и физически.
Дом к этому времени разгорелся во всю силу. Пламя вздымалось ввысь, дом трещал сухими бревнами и медленно погибал в объятиях огня.
Солнце уже подожгло горизонт и потихоньку поднималось над верхушками деревьев. Казалось, пожар на небе красовался перед пожаром на земле. Картина была совершенно сюрреалистичной.
Я услышала какой-то нарастающий шум, глянула туда, где вставало солнце.
— Макс! Смотри!
Макс посмотрел, куда я показывала.
Маленькая точка на небе становилась все больше, и вскоре мы разглядели вертолет. Он двигался к нам.
— Спасибо, Платонов, — усмехнулся Макс. — Хороший сигнал своим пожаром подал.
Вертолет завис над нами и начала снижаться.
И только сейчас из моего сердца выскочила тупая игла дурного предчувствия, которая засела там еще ночью перед пожаром.
«Все будет хорошо, — едва слышно прошептала я, — теперь все будет хорошо».
Глава 33. На сколько позволит небо
Я стояла на кухне в ожидании, когда кофе машина соизволит выдать капучино для меня и ристретто для Макса.
Молодое утреннее солнце чертило на полу длинные тени, обещая теплый и ласковый день.
На мне была только рубашка Макса и больше ничего. Последние дни я только его рубашки и носила дома. Мне не хотелось расставаться с его запахом ни на секунду. Остальное надевать на себя смысла не было. Одежда на мне держалась только до тех пор, пока не появлялся Макс.
Он будто озверел. И я была не против. Изголодавшиеся друг по другу, мы забирали себе обратно все, что у нас отобрали эти невыносимые два последних года: и тепло, и ласку, и поцелуи, и нежность, и, конечно, секс. Такой секс, какого у меня, наверное, еще никогда с Максом не было. Или я просто уже забыла, что такое — секс с Максом Рихтером.
Я слышала, как он подкрадывается ко мне. Макс обнял меня сзади и прижал к себе. Он нюхал мои волосы, молчал, я слышала его дыхание и хотела только одного, чтобы это мгновение длилось вечно.
Но кофе машина прекратила урчать. Солнце закрыло облако и ко мне вернулась непонятная тревога.
В последние дни после того, как мы выбрались из передряги, время от времени меня цепляла на крючок эта непонятная тревога. Это была уже не та тупая игла в сердце, как бывало раньше. Что-то другое. Не предчувствие, а страх, что вот этот покой, это безмятежное наше существование может внезапно прекратиться.
Все от того, что Назар Платонов, несмотря на все, что натворил, вышел сухим из воды. Он никого не ранил. Доказать, что дом поджег именно он, не получилось. Да и единственно выжившим, но при этом пострадавшим, оказался как раз Платонов с его разбитой банкой огурцов башкой.
Так что Платонов был на свободе. Хоть он и не объявлялся и вообще никак не напоминал о своем существовании, мне было все же не по себе.
Успокаивало только одно — Макс со мной, Макс рядом и не даст меня в обиду. Но я не столько переживала за себя, сколько за него. «Хорошо, — думала я, — он защитит меня, но кто защитит его?».
Макс взял свой кофе, выпил одним глотком и сказал:
— Готова?
— Снова?
— Все должно дойти до автоматизма.
Макс держал в руках колоду карт. Он стал быстро выкидывать из колоды карты одну за одной на столешницу картинками вверх.
Я следила, не отрываясь. Мозг в этот момент, действительно, работал на автомате. Когда в руке Макса осталось пять карт, он спросил:
— Какие остались?
— Тройка треф, король пик, дама — пик, семерка — червей, туз — треф, — без запинки назвала я.
— Блестяще! — Макс глянул на меня с нескрываемым восхищением. — Какие первые три карты были в колоде?
— Десятка — червей, король — треф, шестерка — бубен, — тут же ответила я.
— Обалдеть, Лора, просто обалдеть! — снова восхитился Макс.
— А ты думал только у тебя великолепный интеллект? — я обхватила его шею руками.
— Я никогда не сомневался, что ты мне не уступаешь, — ответил он.
Мне было приятно это его лукавство. Но, признаться, я и сама не знала, что способна на такое.
Макс Рихтер продолжал свою партию. Ничего для него не закончилось, даже более того — все только начиналось. И по плану после того, как он в этой своей партии пожертвовал королевой, пешка должна дойти до последней линии, стать королевой и поставить мат в три хода.
Когда он посвятил меня в детали, я сначала перепугалась, но вскоре приняла эту игру. Тогда в доме в лесу, перед пожаром, засыпая, я пообещала себе, что не дам больше ему сражаться одному. Я приняла решение бороться вместе с ним против чего и против кого угодно. Только вместе, без каких-либо секретов друг от друга.
Я сделала только одну попытку отговорить его:
— Макс, ты и правда хочешь забрать свои деньги у такого человека, как Тимур Вагитов? Ты же проходил уже через это и помнишь, чем это закончилось и для тебя и, напомню, для меня, — спросила я.
— В этот раз все будет по-другому. Не сомневайся во мне, Лора. Но ты можешь отказаться, помнишь, ты сама сказала, что либо это будешь ты, либо не будет ничего?
— Помню, Макс. Я не отказываюсь. Я только пытаюсь сказать тебе, что, может быть, оно того не стоит? Только все устаканилось, только все пришло хоть в какое-то подобие порядка, и ты снова рвешься в бой.
— Это не какой-то новый бой, это заключительная часть предыдущего. Я должен поставить точку. Либо я в конце концов одерживаю победу, либо не будет мне покоя.
Я знала, о чем говорит Макс. Знала, что и правда, не будет он счастлив, если примет
