Несомненно ты - Джуэл Э. Энн
— Твоя личная жизнь никак меня не касается и…
— Хватит!
Он резко отодвигается от меня и берёт моё лицо в ладони, вытирая слёзы с заплаканных щёк.
— О чём ты говоришь? Это. МЫ. И ничего не может быть более личным. Я бы раскрыл всю свою душу перед тобой, если бы ты только позволила мне. Ты поняла меня? Ты вообще хоть какое-то понятие имеешь о том, какие чувства я к тебе испытываю? — его лицо напряженно, пронизано болью.
Закусив губу, я киваю и быстро моргаю, чтобы избавиться от мешающих слёз.
Он прижимается губами к моим губам и закрывает глаза.
Жизнь. Такая. Жестокая.
Отпустив меня, он проходится пальцами по моему подбородку. Его глаза светятся от обожания.
— Я расскажу тебе всё, что ты хочешь знать. Даже если это не то, что бы тебе хотелось услышать. Хорошо?
— Хорошо, — шепчу я и слабо улыбаюсь.
— Ты убиваешь меня, Сидни Энн Монтгомери, — он качает головой. — Вообще я не жадный парень, поэтому… с этим «чувством» тяжело справляться.
— Чувством?
Он кивает.
— Желать чего-то больше всего на свете, но знать, что ты не можешь это получить… знать, что Я не могу получить ТЕБЯ.
Я пьяна Лотнером. Он мой любимый наркотик. И когда я нахожусь под кайфом от него, весь остальной мир перестаёт существовать. Голая. Удовлетворённая. В его руках. Это всё, что мне надо для умиротворения.
— У тебя болят руки? — звенит его голос в тишине его тёмной комнаты.
Проводя пальцами по его рукам, которые обнимают меня за талию, я улыбаюсь.
— Хмм, единственное, что я чувствую прямо сейчас — это блаженство.
Та улыбка, которая посылает мурашки по моей коже, прижимается к моему плечу. Интересно, знает ли он, что улыбка, которую я чувствую на своей коже, это моя самая любимая улыбка. Мои глаза видят то, что хотят видеть. Уши слышат то, что хотят слышать, но это прикосновение, эта тактильная эмоция, она настоящая и неоспоримая.
— У Клэр есть ключ, потому что Роуз любит развлекаться, поэтому я позволил ей учиться или проводить исследования у меня в квартире, пока меня нет дома.
Моё тело напрягается от одного упоминания её имени, и он сильнее прижимает меня к себе.
— А Роуз… ты с ней…
— Нет, — он смеётся. — Боже, я не такой парень.
— Какой парень?
— Который делает зазубрины на столбике кровати.
Шесть презервативов. Почему это беспокоит меня? Должна спросить его, но ненавижу себя за то, что я «такая девушка».
— Знаю, — говорю я, чтобы больше уверить себя, чем его.
29 июня 2010 г.
Мелодия на телефоне заставляет меня проснуться. Солнце уже встаёт, и я нахожусь одна в постели. Я даже не пытаюсь добраться до телефона, который лежит на кофейном столике. Я не такая быстрая по утрам. Стащив одеяло с кровати, я обматываю его вокруг своего голого тела и иду за телефоном. Не помню, чтобы он звонил больше одного раза, но на экране я вижу два пропущенных вызова. Один от Эйвери, второй — от Элизабет.
Что-то притягивает моё внимание, пока я зеваю. Снова оглядываюсь вокруг и замечаю огромный, нет, гигантский букет цветов, стоящий на кухонном островке. Он составляет целую радугу из различных ярких цветов и, должно быть, стоит целое состояние. У Лотнера, наверное, есть родственник флорист, просто потому что в городе нет таких магазинов, которые открывались бы так рано, когда солнце ещё не взошло. А огромная улыбка у меня на лице появляется, когда я вижу два эластичных бинта, завязанных в виде бантиков вокруг стеблей. Это те же самые бинты, которыми доктор Извращенец привязывал меня к своей кровати прошлой ночью. И, чёрт возьми… он делал со мной такие вещи, о которых я никогда не смогу рассказать даже своей зачастую пошлой сестре. Как он надевает халат и заботится о больных детях, словно Мать Тереза в мужской её версии, когда ночью делает со мной такое?
Я набираю Эйвери, но меня перебрасывает на голосовую почту, поэтому я оставляю ей сообщение. Затем я звоню Элизабет.
— Сидни, Эйвери пыталась дозвониться до тебя, но ты не отвечала, — говорит она торопливо.
— Знаю, я попыталась ей перезвонить, но попала на автоответчик.
— Скорее всего, она сейчас уже в самолёте.
— Что? Куда она летит?
— Сидни, вашего отца забрали в больницу сегодня рано утром. Они думают, что это сердце.
Кажется сейчас мой мир рушится, и я готова упасть прямо в свой собственный ад.
— Чт-Что? Он?..
— Сейчас с ним всё нормально. Они собираются сделать какие-то анализы, но до завтрашнего дня не будет ничего известно. Я заказала нам билеты на полдень. Это самый ранний вылет, который я смогла найти.
Я слышу её слова, но они не задерживаются надолго. Мой отец в хорошей форме, и он здоров. Этого не может быть.
— Ох… хорошо. Да, я буду готова к этому времени, — говорю я невнятно.
— Я заеду за тобой через два часа.
— Хорошо… эм… пока.
Слёзы катятся быстрее, чем я успеваю их вытереть. Я не могу потерять папу тоже. Это просто нечестно. Мой залитый слезами взгляд снова падает на цветы, и я думаю о Лотнере. Я уезжаю через два часа. А затем вся чудовищность ситуации поражает меня. Мой отец в больнице, а я не могу к нему добраться достаточно быстро. Через три дня я должна буду улететь в Париж, и я не смогу увидеть Лотнера… никогда.
Он заслуживает того, чтобы знать, поэтому я быстро отправляю ему сообщение перед тем, как начать паковать вещи.
«Мой отец в больнице. Я вылетаю в полдень. Прости, что мне приходится уезжать вот так. Позвоню тебе сегодня из Иллинойса. Сид».
Я вхожу в комнату, кладу телефон на кровать и бросаю вещи в чемодан. «In Your Eyes» играет на моём телефоне.
— Не уезжай… просто подожди! — голос Лотнера в панике звучит из телефона.
— Прости, но мне нужно ехать. Я не хочу всё заканчивать вот так, но…
— Просто ПОДОЖДИ! — кричит он в трубку и отключается.
Моё сердце разрывается в двух направлениях. Я должна быть со своим отцом. Но совсем не так я хочу попрощаться с Лотнером, но у меня больше нет выбора. После того, как я собираю чемоданы и ставлю их у двери, я последний раз осматриваю всё на кухне и в ванной комнате. Элизабет приедет сюда не раньше, чем через полчаса, поэтому я пишу смс сестре, что обо всём узнала и уже вылетаю.
Я перестаю дышать, когда дверь с грохотом раскрывается и
