Творец слез - Эрин Дум
На мгновение мне захотелось, чтобы Анна обняла меня и развеяла все печали, добрая и нежная, как мама.
— У вас с Ригелем все в порядке?
Я не ответила, и Анна растерянно улыбнулась.
— Ты не умеешь скрывать эмоции, — подойдя ко мне, сказала она так ласково, будто это очень ценное качество. — Все переживания сразу читаются на твоем лице, как на поверхности чистого озера. Знаешь, как называют таких, как ты? Люди с честным сердцем.
Анна заправила прядь волос мне за ухо, и каждая частичка моей души отозвалась на этот жест. Она прикасалась ко мне с такой нежностью, словно я была одним из ее цветков. цветков.
— Мне кажется, я с каждым днем лучше вас узнаю. Ригель — сложный мальчик, правда? — Анна одарила меня горько-сладкой улыбкой. — Я ходила наверх и слышала, как вы занимаетесь. Молодцы! Благодаря тебе он наверняка во многом разобрался.
Как человеку неуверенному в себе, мне очень приятно слышать от Анны такие слова, хоть я этого и не показала.
Анна почувствовала мое унылое настроение, но ни словом не упрекнула за молчание, наоборот, она как будто принимала и уважала его.
— Хочешь мне помочь?
Она взяла меня за руку, и сердце снова дрогнуло. Маленькая девочка во мне сразу оживилась, смущенная сильными эмоциями. Анна подвела меня к вазе, в которой букет великолепных тюльпанов ждал, чтобы его украсили лентами.
Я была слишком подавлена, чтобы разговаривать. Следуя ее деликатным указаниям, я стебель к стеблю собирала цветы в компактные пучки, а Анна обвязывала их, потом завивала кончики ленты и заодно научила меня, как это делать. Я с восхищением наблюдала за ее осторожными, но четкими движениями рук.
Мы составили один большой букет и вместе залюбовались великолепной композицией из розовых и кремовых тюльпанов.
— Хорошо получилось! — констатировала я зачарованно, вновь обретая голос.
Потом у меня перед носом вдруг возник тюльпан. Только через секунду я поняла, что мне его с улыбкой протягивает Анна. Я взяла цветок и погладила нежный бутон свободным от пластыря пальцем. — Нравится?
— Очень…
С шаловливым видом Анна взяла розовый тюльпан и уткнулась в него носом.
— Какой он?
Я непонимающе посмотрела на нее.
— То есть?
— Чем это пахнет?
Я удивленно подняла брови.
— Тюльпаном?
— Нет-нет, подумай еще… Цветы никогда не пахнут цветами! — Глаза у Анны игриво блестели. — Что напоминает его запах?
Я снова понюхала тюльпан. Его запах напоминал… Напоминал…
— Леденец! Малиновый леденец, — сказала я, и глаза Анны задорно сверкнули в ответ.
— А мой пахнет чайными пакетиками и… чистым бельем. Да, свежевыстиранным бельем!
Я спрятала улыбку внутри бутона. Бельем? Я лучше принюхалась, весело поглядывая на Анну.
— Мыльные пузыри.
Мы так и смотрели друг на друга, уткнувшись носами в лепестки.
— Детская присыпка, — добавила она.
— Варенье из лесных ягод.
— Пудра!
Пудра!
— Сахарная вата.
— Сахарная вата?
— Да, сахарная вата!
Анна посмотрела на меня, а потом расхохоталась. Ее смех застал меня врасплох: сердце подпрыгнуло от изумления, я несколько ошарашенно посмотрела на нее. Когда ее блестящие глаза встретились с моими и я поняла, что стала причиной ее внезапной радости, то почувствовала жгучую любовь к этой женщине. Мне хотелось снова ее рассмешить, хотелось, чтобы она смотрела на меня так каждый день, отчего мое сердце трепетало бы.
Смех Анны обещал сказку и счастливый конец нашей истории, который, казалось, уже не за горами. Ее смех вызывал во мне тоску по тому, чего у меня никогда не было.
— Ты права, — заключила она, — он пахнет сахарной ватой.
Я почувствовала, как тает моя душа, когда она погладила меня по голове. Ее доброта победила мою грусть, и мы стояли посреди кухни и смеялись, окутанные самыми разными запахами, но только не ароматом тюльпанов.
Какое-то время мы составляли другие букеты, а потом я пошла наверх.
На душе было легко и светло, ко мне вернулась беззаботность. Как ни крути, только волшебница Анна могла вернуть мне крылья.
В коридоре я встретила Клауса и решила с ним немного поиграть. Кончилось тем, что я бегала по второму этажу, пытаясь от него спастись. Этот котяра преследовал меня с боевым мяуканьем, кусая за пятки как одержимый, и в итоге я бросилась вниз по лестнице. Забежав в гостиную, я забралась на кресло, и его когти вонзились в подлокотник. Пытаясь дотянуться до меня, он несколько раз полоснул лапой воздух, но в конце концов решил, что я достаточно наказана, поэтому повернулся и вразвалочку удалился.
Убедившись, что он действительно ушел, а не спрятался за углом в засаде, я спустила ноги на пол. Ну, по крайней мере, мне удалось привлечь его внимание.
В кармане джинсов прожужжал мобильный. Пришло сообщение от Билли: «Бабушка говорит, что ты давно к нам не приходила. Почему бы нам завтра вместе не позаниматься у меня?» Ниже, как обычно, было новое видео с козой. Я должна была уже привыкнуть к тому, что Билли считает меня подругой, но всякий раз испытывала благодарность к ней, как в первый день знакомства. Я начала писать ответ, через слово ставя восклицательные знаки, как вдруг услышала какой-то шорох.
Я оторвалась от телефона и на диване у стены увидела длинную, неподвижную человеческую фигуру.
Голова лежала на подлокотнике, темная рубашка сливалась с обивкой дивана. Когда я поняла, что это Ригель, мое сердце остановилось. Одну руку он положил на грудь, другую откинул назад, за голову; белые пальцы расслабленно повисли в воздухе. Он спал.
И как я его не заметила? Надо же, решил поспать посреди бела дня. Я сидела, уставившись на Ригеля, но совесть напомнила мне, что я чувствовала, и велела сейчас же уйти. Я не должна смотреть на него после того, что случилось. Одно его присутствие повергало меня в печаль. Я встала и еще раз посмотрела на безмятежное лицо Ригеля. Я смотрела на его темные ресницы, изящные скулы, черные волосы, которые обрамляли
