Его одержимость - Полина Довлатова
Встав не четвереньки, я из последних сил заставляю себя ползти вперёд. Мелкие камни впиваются мне в ладони и раздирают колготки, но, как ни странно, я чувствую облегчение. Потому что физическая боль на какое-то мгновение чуть притупляет душевную.
Добравшись до ступенек, кое-как заставляю себя встать на ноги. Мои колени и ладони содраны в кровь, но я не обращаю на это внимания. Всё, о чём я сейчас думаю, это то, что я должна спрятаться. Спрятаться как можно лучше, чтобы Чернов никогда меня не нашёл.
Но я знаю, что не смогу сделать этого самостоятельно. Я не в силах бороться с ним. Не только физически, но и морально. Я не смогу. Мне кажется, что моё сердце разорвётся на кровавые ошмётки, как только я его увижу.
Мне нужен кто-то, кто смог бы мне помочь. Спрятал бы меня и дал защиту. Такой человек в моей жизни только один…
Глава 37
Выйдя из битком забитого автобуса, я подставляю лицо под дождь. Ледяные капли хлещут по щекам, но я ничего не ощущаю. Словно все органы чувств во мне атрофировались. Точнее не так. Всё перекрывает острая пронизывающая боль. Она топит меня на всех возможных уровнях, так что для других ощущений, просто не остаётся места.
Торопливо шагая к заводу, бросаю беглый взгляд на парковку, и моё разорванное сердце начинает пульсировать и кровоточить ещё отчаяннее. Несколько недель назад ровно в такой же день мы ссорились здесь с Костей. Даже погода была та же: холод, дождь и промозглый ледяной ветер.
Отвожу взгляд, стараясь не думать о нём. Это невозможно, невыносимо. Слишком больно. Всё это время, с тех пор как ко мне вернулась память, мне кажется, что я умираю.
Я не знаю, как дальше без него. Я ужасная, отвратительная, гадкая. Он убил моих родителей, растоптал мою жизнь, уничтожил меня. Пытался выкупить у папы, как вещь, предлагая взамен деньги и помощь. И конечно, в действительности, никогда меня не любил. А я всё равно не знаю, как дальше без него существовать. Наверно, это какой-то синдром. И я просто сумасшедшая. Но я люблю его также сильно, как ненавижу. И это убивает меня больше всего. Рвёт на части и сжирает изнутри, как раковая опухоль в запущенной стадии, пустившая метостазы по всему организму.
И именно поэтому мне нужно бежать отсюда как можно быстрее. Потому что, если Костя найдёт меня, если я хотя бы раз увижу его снова, это меня убьёт. Я знаю это точно. Моё сердце просто не выдержит.
Добравшись до здания, я торопливо взбегаю по ступенькам. Моё сердце колотится как игла швейной машинки, когда я иду в сторону кабинета Осипова. Эхо шагов отлетает от стен и бьёт мне в уши, отзываясь острой болью в затылке.
Это мой единственный шанс получить помощь. Больше мне не к кому пойти. Я вообще сразу должна была обратиться к Виктору. Он ведь предлагал мне помощь с самого начала, звонил, пытался наладить контакт. Но я была настолько растворена в Косте, что не видела и не слышала вообще ничего вокруг себя.
Дура. Какая же я дура. Слабая и безвольная. Ведь он это всё специально сделал. Сейчас я отчётливо это понимаю. Специально оградил меня ото всех. И телефон мой он из-за этого забрал, а информацию стёр, чтобы она не послужила триггером для возвращения моих воспоминаний. По той же причине, Костя отказался вести меня к дому родителей. Надеялся, что если изолировать меня от знакомой обстановки, то память не вернётся.
От всех этих мыслей я начинаю волноваться так сильно, что у меня кружится голова, а дыхание учащается, как если бы я бежала марафон. Тело знобит и меня всю трясёт, когда я залетаю в кабинет Виктора.
— Лера? Ты как здесь? — мужчина сидит за рабочим столом, принадлежавшим раньше моему отцу и, склонив голову, изучает какие-то бумаги. Когда я вхожу, он отрывается от документов и, в начале, смотрит на меня просто удивлённо, но когда его взгляд скользит по моему измождённому лицу, опухшим глазам, а потом опускается на разодранные в кровь колени, резко вскакивает с кресла и, подлетев ко мне, хватает за плечи.
— Лера, — в панике оглядывает меня с ног до головы. — Что случилось?
Хочу ответить, но когда открываю рот, из него не вылетает ни звука. Лёгкие сжимает, и я лишь жадно глотаю воздух. Хватаю Осипова за предплечья, чувствуя резкую слабость во всём теле. Голова начинает кружиться ещё сильнее. Возможно, от недостатка кислорода в моих лёгких, а может быть из-за того, что организм истерзан от стресса.
Обхватив меня за талию, мужчина помогает мне сесть на диван и бежит к столу, суетливо наливая воду из графина.
— Лера, что случилось?! — взволнованно спрашивает, подавая мне стакан. — Где Константин Евгеньевич?
От имени Чёрнова, произнесённого вслух, у меня всё сжимается, словно израненные внутренности облили кипятком, и я морщусь, чувствуя, как слёзы снова начинают градом течь по щекам и крупными каплями падать на разодранные колени.
— Эт-то он… — выдавливаю из себя, захлёбываясь в истерике. — Эт-то Костя уб-бил пап-пу и м-маму.
Руки трясутся так сильно, что вода из стакана разливается по моим ногам, сиденью и полу. Гортань сдавливает и душит, и мне хочется схватиться руками за горло и разодрать его, чтобы стало легче дышать.
— С чего… ты это взяла? — встав с дивана, Виктор ошарашено смотрит на меня, дёрганными движениями ослабляя узел на галстуке.
— Я всп-помнила, — заикаясь, обхватываю себя за плечи и начинаю раскачиваться, как маятник. — Он х-хотел, чтобы папа… чтобы папа от-тдал меня ему, взамен за п-помощь с заводом… Он ему угрожал… Г-говорил, что убьёт, если отец не согласится. Чернов никогда не был… папиным другом… Вы знали это?
Перевожу на Осипова вопросительный взгляд, всё ещё продолжая раскачивать себя. Вижу, как от сказанных мной слов у мужчины вытягивается лицо и он делает несколько шагов назад, шаря рукой позади себя, чтобы найти опору, пока не упирается в стол.
— Лера, клянусь тебе, я не знал, — его взгляд ошарашено мечется по моему лицу, когда он
