Семья (не) на один год - Мария Сергеевна Коваленко
— Для моего партнера это был настоящий форс-мажор, — продолжил свой рассказ Фурнье, видимо поняв, что не добьется от меня никакой реакции. — Он не смог выполнить задачу, которая была ему поручена. Благородный муж сел в тюрьму. Его женушка в слезах и с ребенком под сердцем укатила за границу. И вместо того, чтобы почивать на лаврах и проводить нужные изменения в одном известном нам обоим банке, моему другу пришлось бежать. Вначале — чтобы решить вопрос с деньгами, которые пришлось временно изъять из банка. Ради дела! Потом... бежать от своих уже бывших партнеров, которым новый управляющий очень искусно прижал хвосты. Невеселая история. С трагическим финалом. Однако финал этот наступил не для всех.
Все с той же театральной наигранностью Фурнье откинул полу своего пиджака и достал из внутреннего кармана листок, сложенный вчетверо.
— По удивительному стечению обстоятельств, сразу после освобождения известного нам господина из тюрьмы в судебном архиве произошла очень неприятная история. Почти все документы по делу о получении кредита бесследно исчезли. Не осталось ни признания, ни еще одной крайне важной бумаги... — Филипп сам раскрыл листок и протянул мне. — Распоряжения на банковский перевод, подписанного одной юной дамой.
Если до этого я слушал рассказ француза спокойно, то теперь приходилось сдерживать себя изо всех сил, чтобы не врезать этому гаду.
Пазл, которого так не хватало, наконец встал на свое место.
Это я организовал уничтожение бумаг. Я устроил инвентаризацию, после которой несколько коробок с документами были увезены на растопку в ближайшую котельную.
Именно из-за этого проклятого распоряжения! Никто не должен был знать о подписи Леры. Ни у кого не должно было остаться копии.
Это была ее защита. Гарантия того, что дело не начнут рассматривать повторно... с новыми последствиями. И новым обвиняемым — ею.
— К счастью, еще во время судебного процесса моему другу удалось снять копию с этого распоряжения, — подтвердил Филипп мои худшие опасения. — Он даже смог заверить бумаги, чтобы в случае необходимости иметь их под рукой.
Я не хотел смотреть на лист передо мной, но понимал, что это нежелание уже ничего не стоит. Тревога, которая не давала покоя с самого утра, достигла своего предела. Даже до боли знакомые строчки уже не могли сделать хуже, чем было.
— Какое это имеет отношение к благотворительному фонду? — Я не стал юлить.
С минуты на минуту охрана должна была отчитаться о посадке Леры в самолет. Моя девочка не должна была опоздать. Не планировала. Но одно неприятное предчувствие уже начинало подгрызать изнутри.
— Пожалуй, я не ошибся, что выбрал именно ваше юридическое бюро. Вы действительно умеете быстро вникать в суть и разбираться в проблемах.
Фурнье снова нацепил на лицо маску блаженного.
— Ближе к делу!
— Конечно! Так получилось, что без вашего личного одобрения управляющий одного известного нам банка способен заблокировать любые перечисления. Даже если на эти деньги нужно приобрести важное медицинское оборудование! — Француз хмыкнул. — К счастью, для меня это не стало сюрпризом. Каждую свою благотворительную акцию я планирую заранее и очень трепетно отношусь к выбору всех участников мероприятия. Как вы понимаете, дело превыше всего!
— Ближе! Суть?
Терпеть этот фарс не было никаких сил. Мой телефон молчал. Начальник охраны, будто оглох, не отвечал на вызовы. И кулаки уже не просто чесались. Они горели! Кожу жгло от потребности съездить по лицу одному самоуверенному клоуну.
— А суть проста. — Француз словно сдулся. — Ваш управляющий отдает распоряжение на оплату. Как раз все счета уже в банке и списки оборудования согласованы. А я отдаю вам оригиналы документов и... — Глянув на экран своего мобильного, Фурнье поднялся. — И мою прекрасную невесту. Возможно, в целости. Возможно, в сохранности. Все зависит только от вас.
___________
* Московская сторожевая — порода собак.
Глава 27
Лера
Рассказ о благотворительной деятельности Филиппа выбил у меня почву из-под ног.
Первой реакцией был шок. Так и хотелось списать слова Никиты на ревность или что-то еще. Но потом в памяти начали всплывать незаметные факты, мелочи, на которые я упорно закрывала глаза раньше.
С каждым таким фрагментом шок все явственнее сменялся пониманием. А вместо прежней гордости за себя и свое дело все острее ощущалась горечь.
Я слышала о многих проектах Филиппа, видела фотографии. Но чаще это были фото и статьи с благотворительных вечеров и презентаций.
Я не была ни в одной из больниц, которым ранее помогал мой жених, и не слышала, чтобы коллеги завидовали их оборудованию. О новой технике вообще никто не говорил. Только о красивых шоу в ресторанах, об известных личностях, расщедрившихся на помощь больным детям. И о самом Филиппе — успешном, красивом, настоящем ангеле-хранителе для сотен малышей.
Потряхивало, когда я вспоминала наполненные слезами глаза мам и бледные лица детей. Они верили, что оборудование сможет помочь. Соглашались фотографироваться для рекламы фонда. Целовали Филиппу руки...
И одновременно меня разрывало от злости, когда в памяти всплывали улыбки заведующих, дорогие часы на их запястьях и роскошные иномарки под окнами педиатрических отделений.
Такое показное благородство и такое лицемерие!
А ведь я замечала многое и до рассказа Никиты. Злилась из-за убогого ремонта. Чувствовала себя свадебным генералом, который на самом деле ничего не значит, но его упорно водят по коридорам, показывают другим и всячески пытаются отвлечь бессмысленной ерундой.
За себя было и стыдно, и обидно. Неизвестно, сколько еще ошибок я бы совершила, если бы Никита не вернулся в мою жизнь.
Чтобы не свихнуться от всех этих чувств, приходилось каждый раз одергивать себя, запрещать даже думать о «если бы» и «как бы я».
Вместо лекарства я вспоминала прошедшую ночь и царский завтрак. Ловила в зеркале смущенные взгляды. Свои собственные! Бросала в чемодан всё подряд, не боясь забыть что-то нужное.
Как оказалось, за все мои пять лет ничего нужнее, чем один невозможный, потрясающий, самый лучший мужчина, не