Потому что (не) люблю (СИ) - Андриевская Стася

— Что вы несёте… — прорычал я, закипая.

— Дослушайте, Данила Александрович! На данный момент вы для Марины Андреевны Бог, потому что именно вы будете определять, что дальше. Мне как учёному одинаково интересно любое развитие событий, такой уж у вас интересный случай, а вот вам… Подумайте только — вы можете начать с нуля. Вместе с ней. Густав ведь говорит теоретически верные вещи: если состояние Марины Андреевны стабилизировать, а потом вывезти её на постоянное жительство туда, где она ещё ни разу не бывала и где ей нечего вспоминать, то с большей долей вероятности случится то, о чём говорил Густав — новая жизнь и новая память станут для неё единственной реальностью. Конечно, во избежание откатов придётся периодически обновлять блоки, но при этом, только подумайте, вы просто начнёте всё сначала — без боли и трагедий, а главное — вместе. Ведь это только вам казалось, что всё время нахождения здесь вы лишь бесцельно измеряли Марине Андреевне давление. Мы же наблюдали за ней иначе. Глубже. Пристальнее. И вот здесь, — открыл передо мной папку с бумагами, — вы можете видеть полный непредвзятый отчёт о её состоянии. И знаете, что он говорит?

— Вы издеваетесь? — поднял я на него тяжёлый взгляд. — Вы специально говорите так, чтобы я ни хрена не понимал?!

Злился и нервничал. Меня возмущало происходящее, но в то же время я вдруг поймал себя на мысли о том, что невольно задумываюсь — а что, если и действительно начать с нуля…

— Нет, я не издеваюсь, — вскинул Айболит ладони к груди. — Честно. Просто вот это, — вернул папку к себе, — результаты анализов и тестирования состояний Марины Андреевны до ваших посещений, в процессе и после, а также в период вашего многодневного отсутствия и сразу после неожиданного известия, что вы сейчас подойдёте… И, говоря простым языком, на этих бумажках запротоколирована самая что ни на есть классическая клиническая картина острой влюблённости.

— Чего? — не понял я.

— Да-да. Можно обмануть себя и других отстранённым поведением, можно сдержать свои эмоции, включить здравый смысл и придумать себе тысячу причин почему НЕ, но невозможно обмануть свою гормональную систему. Гормоны вашей жены вопиют о сумасшедшей, неконтролируемой влюблённости… в вас. При том, что она даже не помнит вас в роли мужа, и вы для неё сейчас лишь приходящий врач-терапевт. — Айболит с довольным видом откинулся на спинку кресла. — Вот такая поистине великая и прекрасная драма на стыке науки и мистики разыгрывается перед нами. И я, признаюсь честно, восхищён возможностью наблюдать это. Подумайте только: сейчас ваша супруга свободна от прошлого, и она влюблена в вас не за что-то, а потому что её тело приказывает ей это на уровне базовых инстинктов. Вы её мужчина, она ваша женщина — так решила за вас природа. Но что если подключится сознание, и Марина Андреевна вдруг вспомнит былое: гибель ребёнка, ваше так называемое предательство и прочее? Не забывайте, что от любви до ненависти — один шаг, причём, в буквальном смысле: разница лишь в парочке дополнительных молекул в формуле гормона, и вот он уже превращается из любви в ненависть… — Помолчал, с прищуром поглядывая на меня. — Понимаю, что выбор не простой, но и вы подумайте, Данила Александрович. Это действительно ваш счастливый второй шанс!

И я думал. Это было очень странное чувство: с одной стороны, возмущала сама мысль о том, чтобы отнять у Маринки всё то, чем она так дорожила, начиная от родителей и заканчивая «Птицами» Но главное — память о нашем сыне, которую Маринка так бережно хранила.

Но с другой стороны… Наш сын — эта ведь и самая огромная боль её жизни и, может, и не плохо, если у неё появится возможность жить дальше без неё? Отпустить, как сюжет печального романа, и погрузиться в новую, счастливую реальность. Разве Маринка не выстрадала это право?

Не говоря уж о том, что и сам я стоял сейчас на рубеже, за которым царила полная неопределённость. Мне было откровенно страшно: Айболит довольно ярко описал возможные перспективы, и по всему выходило, что если к Маринке вернётся память, то с огромной долей вероятности вернутся и проблемы наших отношений. И не факт, что Маринке захочется окунаться в это дерьмо снова. Тем более, теперь у неё, дай то Бог, будут дети. А что смогу дать ей я? Унизительные воспоминания о затянувшемся предательстве? Нелепые оправдания, что ничего у меня с этой Славкой не было? Да кому это теперь нужно?! Всё это теперь так мелко — аж самому смешно. И от того ещё страшнее.

Но можно попробовать обхитрить судьбу. Айболит правильно говорит — второй шанс. Тем более, что здесь, в этой вероятной новой жизни у нас с Маринкой с самого начала будет главное — взаимная любовь, не омрачённая горьким прошлым. И она уже есть, и стоит лишь подняться этажом выше и пройти в соседний корпус, чтобы…

Ненавидел себя за это малодушие, но тут же задавался вопросом — а что, если вот именно это и есть судьба? Тот самый счастливый случай, которого многие ждут, порой, всю жизнь, но так и не дожидаются… А мне достаточно лишь принять решение.

Красивый служебный роман: он врач, она пациентка. Нежданная симпатия, притяжение, зарождение новых отношений… Разве плохо? Оставить прошлое в прошлом и идти вперёд налегке. Вместе. Это похоже на сказку, но при этом вполне реально.

Так над чем я вообще думаю?!

— У вас есть ответ? — спросил меня на следующее утро Айболит.

Я внутренне собрался… и молча мотнул головой. Он понятливо кивнул:

— Время терпит. Думайте. А пока возобновите визиты к вашей пациентке. Мне кажется, она заждалась.

Сегодня я шёл к её палате как никогда медленно. Влюблена… От этой мысли губы сами по себе расползались в улыбке и не было никакой возможности это контролировать. Вот ведь зараза, а! Какая виртуозная игра — если бы не Айболит с анализами, я бы и не догадался! Невольно вспоминалась наша с ней юность, когда всё только начиналось: Маринка приходила ко мне домой, смотрела телек и, вильнув хвостом, уходила — неприкасаемая королевна, блин. А я с ума сходил, пытаясь понять, что ей не так… Это потом уже, полгода спустя, оказалось, что с самого начала всё было так. И влюблённость уже была, и ходила она ко мне, потому что не могла устоять… Но как виртуозно выносила мозг тогда, в моменте!

Невольно замедлил шаг — нужно было успокоиться прежде, чем заходить в палату. Боялся выдать себя — воспоминания разбередили душу, заставили чувствовать себя влюблённым юнцом, которому и море по колено и всё на свете по плечу.

Остановился, и улыбка сползла с лица…

Я ведь всего лишь вспомнил о нас прошлых, но оказался счастлив от этого здесь, в настоящем. У меня есть эти «МЫ» и что бы ни случилось дальше — их у меня никто не отнимет. А что есть у Маринки? Стена перед носом, сквозь которую она мучительно пытается увидеть хоть что-нибудь. И романтичная влюблённость в своего лечащего врача…

Но стоит только вспомнить через сколькое мы прошли, когда ещё не умели ещё любить по-настоящему, и становиться понятно, как это, по сути, мало — просто влюбиться. Влюблённость — ещё не любовь, вот какая штука. И тогда мы сумели пройти этот путь только потому, что очень хотели. Оба. Но кто сказал, что сумеем снова? Что Маринка этого захочет? Что я потяну? А если нет — то, что тогда? У меня-то останемся «мы прошлые», а что останется у неё? Стена перед носом.

Имею ли я на это право?

— У вас всё хорошо? — спросила санитарка со шваброй, и я понял, что давно уже нелепо стою перед дверью в палату.

— Да, всё в порядке. — И повернул, наконец, ручку.

Маринка вытаращилась на меня, словно не ожидала увидеть, и стремительно зарделась.

— Здравствуйте, Марина Андреевна, — немного растерявшись, улыбнулся я. Получается, Айболит не предупредил её, что я приду, так что ли? — Как ваши дела? — В ответ молчание. — Марина Андреевна?

— Я не хочу с вами говорить, — неожиданно отвернулась она к стене. — Пришлите мне другого врача!

Я опешил. Опять всё шло не по инструкции, но честно сказать — плевать я на неё сейчас хотел! Какие инструкции могут предусмотреть Маринкины загоны? Мне нужна была свобода, чтобы общаться с ней по-человечески.