Упал. Очнулся. Папа! (СИ) - Логвин Янина

Я хотела позвонить детям, Степке и Риточке, которые ждали дома, но, открыв сумочку, поняла, что оставила телефон на работе — в ящике стола. Совсем забыла о нем, когда убегала.

Прекрасно. А точнее, ужасно! Нет ничего хуже того, чтобы возвращаться туда, где тебя больше не ждут.

«…Я увольняюсь!

— Отлично решение, Петушок. Давно пора!..»

В груди вновь повернулся колючий ком грусти и на глаза навернулись слезы: что же я наделала со своей жизнью? Где теперь искать работу? С чего начинать? Как не думать о том, что у Андрея есть другая женщина — красивая и успешная незнакомка, с которой они так похожи — себе-то я могла признаться. В том, что они были близки, больше не сомневалась. Успела увидеть достаточно, чтобы понять — были. И услышать, как он попросил оставить их одних…

Соскучился? Не мог меня больше видеть?

Брюнетка точно по нему соскучилась, ее голос так и звенел радостью, когда встретила Воронова, а вот он… Неужели заметил, что я чуть не умерла от ревности?.. Хотя, как тут не заметить, когда меня буквально ошеломила их встреча. Какой же глупой я наверняка ему показалась. Секретаршей, которую жизнь щелкнула по носу, а потом справедливо отсыпала по заслугам.



Глава 54

Я шла по зимнему тротуару, освещенному фонарями и новогодними гирляндами, и думала о том, что больше уже никогда не увижу Андрея. Поэтому очень удивилась, когда, поравнявшись с нами, у дороги вдруг притормозил черный внедорожник, передняя дверь распахнулась и знакомый голос скомандовал:

— Садитесь в машину, обе! Здесь нельзя стоять. Ну же!

Идти оставалось всего ничего, где-то с квартал, но Сонечка, увидев Воронова, тут же остановилась и повернулась к мужчине, а я по тону голоса шефа, теперь уже бывшего, поняла, что если не сяду в «Тойоту» по доброй воле, меня туда запихнут силой.

Ладно, не на улице же с ним спорить.

Мы сели с Сонечкой на заднее сидение и молча поехали к дому. Дочка у меня росла сообразительной девочкой, поэтому, заметив, что у водителя нет настроения, затаилась мышью и притихла под боком. Только глазками любопытными сверкала из-под шапки — то на меня, то на Андрея, словно вот-вот должно было случиться что-то интересное.

Я не спешила заговаривать, Воронов тоже — объяснять куда ехать не было необходимости. Заехав во двор дома, он поставил автомобиль на стоянку и только тогда выпустил нас из дорогого внедорожника. Направился следом к подъезду, едва не наступая мне на пятки и сверля взглядом затылок. А вот у ступенек невысокого крыльца отодвинул в сторону и сам открыл дверь в парадное. Пропустив с Сонечкой в лифт, на этот раз принялся сверлить взглядом мое лицо, не обращая внимания на то, что я не знаю, куда деть глаза.

Я понимала, зачем он приехал — догадалась, поэтому не видела смысла выяснять причину по дороге. Я была настолько расстроена произошедшим, что оказавшись на лестничной площадке перед дверью своей квартиры, никак не могла отыскать в сумочке ключи и еще больше разволновалась. Выбегая из управления, я не надела перчатки, и теперь руки замерзли и совершенно не слушались… и только сердце сильно билось из-за того, что Андрей стоял рядом. Кажется, гораздо ближе, чем должен был бы стоять.

Воронов сам открыл дверь в квартиру и включил в прихожей свет. Скорее всего по привычке снял с Сонечки сапожки, шапку, и попросил дочку оставить нас одних. Отодвинув на себе полу пальто, достал из кармана пиджака мой телефон и положил на полку.

— Вот! — выдохнул слово из груди, словно дракон облако пламени.

— Спасибо, я его забыла.

— Да уж. Я понял это, когда тебе позвонил. Очень неразумно! Тем более, что ты одна с ребенком на улице, а я просил подождать!

Почему-то было страшно неловко, и необходимо хоть что-то сказать.

Но мы еще минуту простояли молча.

— Ты, наверное, приехал отдать ключи и забрать свои вещи? — опомнилась. — Сейчас… Я почти все собрала. Дай только разденусь и принесу из спальни твою сумку…

Я сняла пуховик, положила на полку сумочку, а вот сапоги снять не успела. Только отвернулась от Андрея, снимая с шеи шарф, как вдруг услышала:

— Что, надоел? Больше не подхожу? Другого мужика хочешь?

Пришлось повернуться и удивленно поднять брови:

— К-какого еще… другого?

Голубые глаза продолжали сверкать льдом.

— Это тебе лучше знать, какого. Иначе не бежала бы, сломя голову, зная, что я не отпускал.

Воронов достал из кармана пальто сложенный вчетверо лист бумаги и положил его на полку к телефону.

— Вот твое заявление об увольнении, я его подписал. Больше ты в «Сезаме» не работаешь. И чтобы не было лишних вопросов — дед уже в курсе, я его предупредил.

Если у меня до этого надрывалась душа, то сейчас она оборвалась. Мне еще только предстояло принять тот факт, что у меня больше нет должности, нет работы и нет денег. И все же я смогла услышать в словах Андрея главное.

— Неужели Матвей Иванович… он…

— Да. Пришел в себя и вполне сносно себя чувствует. Думаю, уже через месяц оклемается и сможет приехать в город. — Андрей вдруг упрямо дернул желваками. — Старый дурень! Едва сдержал себя, чтобы не свернуть ему шею при встрече! Манипулятор чертов, наследника он, видите ли, заполучить захотел! Проверить, по зубам ли мне компания! А я столько времени потерял, пока все понял. Еще и ты!

— А что я? — подняла я, поникший было нос.

— Крутилась под ногами! Просил ведь по-хорошему: не лезь, Петушок. Говорил, что сам во всем разберусь! Говорил?

Я вздохнула, спорить с Вороновым всегда было сложно:

— Ну, да. Но ты ведь не знал о Куприянове. И с Людоедочкой… то есть, с Пригожевой чуть не переспал в кабинете. Я хотела предупредить… Не могла молчать.

— Не могла она! Если бы хотел — переспал, и точно не в твоем присутствии. Лучше бы об этом догадалась, вместо того чтобы самолично изобличать преступников. Я тебе не безусый мальчишка! Тебя служебный регламент обязывал слушать шефа и выполнять его указания, точка! Я Валерку сто лет знаю, неужели ты думаешь, что меня нужно на его счет предупреждать?

На это ответить было нечего. Все, что могла, я Андрею уже объяснила.

Он вдруг с силой выдохнул и куснул сухие губы. Повернув меня к себе за локоть, заставил посмотреть ему прямо в глаза:

— Дашка, а если бы ты пострадала? Ты об этом подумала? О девчонках и Степке? Влезла в черт знает что! Еще и о сержанте Лешенко никто не слышал. Только охранник говорит, что был такой — лохматый и с котом.

— Но я не соврала!

— Знаю! Вот что-что, а врать начальству ты совершенно не умеешь.

Ну, я бы с этим поспорила, особенно в свете всего произошедшего. Но Андрей уже и сам прочел мои мысли. Добавил так же твердо, но уже тише:

— Только своему мужу. В этом ты далеко пошла!

Он продолжал цепко смотреть на меня, однако холод уже исчезал из его глаз, а из голоса гнев. Дети, словно чувствовали, из комнаты нос не показывали.

— С первого дня меня раздражала своим упрямством и рыжими волосами, — неожиданно признался. — Маячила перед глазами такая гордая и неприступная, никого не замечая.

Я уже поняла, что назад в «Сезам» мне возвращения нет. Ни к чему возвращения нет, поэтому тоже ответила честно:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну, знаешь ли, ты тоже не был паинькой. Вредный и заносчивый умник, так и хотелось тебя чем-нибудь стукнуть! — Вдруг сообразив, что сказала, выдохнула тяжело: — Вот и стукнула на свою голову…

— Какой есть. Не сахарный. Да еще и многодетный изменщик, бросивший семью. Что, не нравлюсь?

Я промолчала и отвела глаза, чувствуя, как начинают дрожать губы и выступают слезы. Это уже слишком, честное слово.

— Даша? — вот прямо потребовал ответа Воронов. Зачем он ему?

— Нравишься. Сам знаешь, что нравишься.

Андрей провел ладонью по лицу и расстегнул ворот рубашки у горла. Достав из кармана пальто телефон, положил его на полку рядом с моим заявлением. На этот раз сказал без упрека — по-домашнему, что ли. Превращаясь из шефа в того Андрея, каким я его успела узнать: