Кэрол Марш - Серебряная цепь
— Констанс расстроена из-за Джосса, — коротко ответила Дана, тепло улыбаясь Дэймону и беря с подноса бокал. Дэймон и Джилли оставались в огромной пустой квартире после смерти Маргарет и заботились о ее вещах до тех пор, пока не вернулась внучка. Она знала, что старики будут горько разочарованы, когда узнают, что это всего лишь визит, а не приезд на постоянное место жительства.
— Кто на этот раз? — спросил Питер. Его внимание было приковано к продавцу воздушных шаров у входа в парк, огромные шары колыхались на сильном ветру. Когда Дана не ответила, он повернулся и вопросительно посмотрел на нее, подняв бровь.
— Боюсь, что Санди, — со смущенным смешком призналась Дана.
— Господи, она же наша ровесница. — Питер фыркнул от смеха. — Никто не может считать себя вне опасности.
— Вот-вот — Дана начала рассказывать ему о том, как Джосс и Санди были вместе в Париже, но он перебил ее, взяв за подбородок.
— Ты написала мне, что все в порядке, а на самом деле? У тебя действительно все в порядке?
— Мне уже лучше, но это заняло какое-то время. Я никогда не хотела, чтобы он умирал, Пит.
— Я знаю.
— Я вроде как отключилась на некоторое время, а затем снова начала рисовать. И все стало гораздо лучше. — Она смущенно улыбнулась ему — Когда родился Уэллес, я тоже как бы заново родилась.
Они заговорили о мальчике, но их прервал приход Нэнси и Теда, за ними вошли Тодд и все остальные. Дэймон, официант и горничная начали подавать на стол. Все наполнили свои тарелки и разбрелись маленькими группками по гостиной и библиотеке. После того как Джилли еще раз обошла гостей с Уэллесом на руках, чтобы все поприветствовали малыша, она удалилась в старую детскую комнату в глубине квартиры, где, как догадывалась Дана, она сидела, покачиваясь и напевая что-то про себя, пока малыш дремал.
Весь следующий час продолжалось бормотание голосов и взрывы смеха, время от времени наступала тишина, когда сначала Джосс, а потом Пэгги Вудс поднимались и чествовали спящего виновника торжества. Дана, сияя от счастья, обходила друзей, присаживалась поговорить то с одной группой, то с другой, то и дело угощала Констанс, но была слишком счастлива, чтобы есть самой. Ее длинные светлые волосы, почти выгоревшие на калифорнийском солнце, сияющим водопадом рассыпались по спине. На ней было простое светло-зеленое платье, единственным украшением было бабушкино изумрудное колье, и этот наряд был ей очень к лицу. Фасон платья подчеркивал ее стройную фигуру, округлость грудей и тонкую талию.
Еще через час гости начали расходиться, и Семерка, давно не собиравшаяся вместе, обосновалась в библиотеке. Санди уехала, чтобы не опоздать на самолет в Миннеаполис; Джосс и Констанс исчезли, чтобы встретиться с какими-то своими друзьями, а прислуга бесшумно убирала в столовой, освобождая посуду от остатков пищи. Дэймон, оставив на столике для напитков еще несколько бутылок шампанского, удалился, позволив Семерке наслаждаться вновь обретенным единством. Нэнси принесла большой кожаный альбом с фотографиями свадьбы, чтобы показать Дане, и все толпились вокруг новобрачной, вспоминая свадьбу и посмеиваясь над тем, как они выглядели в качестве шаферов и подруг невесты.
Было около пяти вечера, когда Нэнси и Тед, увлекая за собой Пэгги Вудс, с сожалением покинули собравшихся и уехали назад в Бостон, около шести, когда Тодд и Джефф последовали их примеру.
— Наконец-то мы одни, — громко зевнул Питер, потрогав узел галстука. Они стояли в холле рядом с лифтом. В квартире было тихо, слышалось только звяканье бокалов, которые переставлял на поднос Дэймон.
— Хочешь посмотреть на крестника? — спросила Дана, зевнув в ответ. — Наверное, он уже проснулся. — Она прокралась по длинному холлу к детской, и Питер — за ней. Несмотря на строгий взгляд Джилли, оба склонились над кроваткой Уэллеса, вздыхая от восхищения и нежности, но ребенок не просыпался. Дана бросила нежный взгляд на сына, а затем позволила Джилли вытолкать себя из детской. Вернувшись назад в гостиную, она сбросила туфли, растянулась на одной из кушеток перед камином и посмотрела на Питера, который ходил взад-вперед по длинной комнате. Ничего в квартире не изменилось после смерти бабушки, и даже показалось, что она сейчас войдет в комнату и велит ей сесть прямо и, ради Бога, надеть туфли.
— Ей понравился бы Уэллес. — Очевидно, Питер тоже думал о Маргарет. Он взял в руки маленькую серебряную коробочку и озадаченно уставился на нее. Попытался поднять крышку, но безуспешно, и он поставил ее обратно на круглый столик красного дерева. Взял еще один маленький серебряный предмет и с любопытством покрутил в руке. Протянув его Дане, вопросительно поднял брови.
— Старинная коробочка для таблеток, — рассеянно сказала Дана, все еще думая о бабушке. — Не знаю. Она не особенно любила детей.
— Она любила тебя. И меня.
— Мы — совсем другое дело.
— Она полюбила бы Уэллеса тоже, — решительно сказал Питер и сел напротив Даны, вытянув ноги. Она повернула голову к нему, длинные золотые волосы упали набок, и его глаза загорелись страстным желанием.
— Питер. — Дану смутил его взгляд. Она быстро села, сунула ноги в туфли и выпрямилась, сложив руки на коленях, — Не смотри на меня так. Мне становится не по себе.
— Как так?
— Как будто я — обед, — засмеялась Дана.
— Я бы не возражал.
— Не будь идиотом.
— Я не идиот. — Одним рывком Питер поднялся на ноги, обошел кофейный столик и сел рядом с ней, опершись о спинку дивана. Он опустил голову и попытался разглядеть выражение ее лица, но она отвернулась, и был виден лишь контур ее щеки. — Я никогда не переставал тебя любить. Ты должна знать это.
— Я не знаю, — тихо сказала Дана.
— Дэйнс, — нежно позвал Питер.
— Ладно. — Дана повернулась к нему, их взгляды встретились. На ее лице был вызов. — Я знаю, что тебе небезразлична. Ты мне тоже. Но нечестно с твоей стороны говорить мне, что ты не переставал меня любить. То было детство, а сейчас мы выросли. Теперь все по-другому.
— Я знаю, что все по-другому. Я люблю тебя больше. — Питер потянулся к ней и был остановлен взглядом. — Я очень долго ждал, и не собираюсь сдаваться. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, Дана. Хочу, чтобы ты стала моей женой, а я усыновлю Уэллеса. У нас будет семья, — убеждал он ее.
Дана уловила страсть, которая пробивалась сквозь его ровный голос, и знала, что он говорит искренне. Она взглянула на знакомое худое лицо, на добрые серые глаза, на твердую линию рта и снова подумала, что он стал красивым и привлекательным мужчиной. Он совсем не такой, как Маршалл Фоулер. Он был честным и верным, умел сочувствовать и помогать, стал таким неотразимым. Она посмотрела в глаза, в которых светилась нежность, и у нее перехватило дыхание, она вдруг поняла, что не настолько знает его, как думала.
