Татьяна Дубровина - Испить до дна
— Эй, Ваня! Принеси хозяюшке зеленку из нашей аптечки! — крикнул прораб одному из строителей и беззлобно усмехнулся девушке в лицо. — А откуда твоя травма, я видал. Все ступеньки пересчитала или через одну?
Алена даже задохнулась — ах, так теперь за ней еще и целыми днями подглядывать будут?! Не уединишься, не разденешься, не позагораешь! Даже с собственной лестницы не полетишь в свое удовольствие!
— А ваше какое дело! Не смейте совать свой нос в мои дела, понятно?
— Чего ж тут не понять?
Прораб, к ее досаде, никак не поддавался на провокацию и голоса упорно не повышал. Видимо, получил строжайшее указание с соседями в конфликты не вступать. А может, просто характером обладал мирным.
— А мое дело маленькое. Хозяин заказывает — мы строим. Проложим трубы — забросаем траншеи. Переложим стены по новой, согласно его капризу, — вывезем битый кирпич. И будет у вас снова тишь, да гладь, Божья благодать.
Он терпеливо улыбнулся:
— Давай лучше помогу ссадину прижечь.
Присел на корточки с пузырьком зеленки, принесенным рабочим, хотел залить ей ранку.
— Руки убери! — Алена так сильно оттолкнула ни в чем не повинного прораба, что он, икнув, сел на траву, и «бриллиантовая зелень» брызнула ему на одежду.
Правда, он был в рабочем комбинезоне, а потому и на этот раз не очень рассердился. Скорее, озадачился:
— Ну ты и развоевалась, мышка! Только я тут при чем? Я человек подневольный, наемный пролетарий. Коль чего не нравится — претензии к хозяину.
— Ах, я — мышь? А ты крыса! А хозяин ваш вообще... знаешь кто? Он... он...
Пока распалившаяся воительница подыскивала самое хлесткое слово, выражение лица прораба как-то неуловимо изменилось, в нем появилась занозистая мужицкая хитринка.
— Так кто наш хозяин? — едко подначил он. — Говори же, мышка! Рожай!
— Он... презренная осклизлая мокрица!
Прораб как сидел на траве, так и покатился по ней, давясь от смеха. Даже вылил на себя остатки зеленки.
Но как ему удалось, беззвучно хохоча с крепко сомкнутыми губами, в то же время произнести совершенно внятно, отчетливо и виновато:
— Совершенно осклизлая. И бесконечно презренная. И именно мокрица. Согласен.
Чревовещатель он, что ли?! И чьему знакомому тембру он так мастерски подражает? Такому неповторимому тембру... Что же это делается!
Но вот прораб все же разжал губы и проговорил уже нормально, по-человечески, собственным голосом:
— Ты уверена, смелый маленький мышонок? — Только при этом он смотрел куда-то Алене через плечо. — А что еще ты думаешь о нашем хозяине? Выкладывай уж не мне, а прямо ему, пусть знает! Пусть примет к сведению!
Алена обернулась в направлении его взгляда...
...Как будто совсем лишившись сил, о новую фигурную изгородь всем своим весом опирался Алексей.
— Не бери в голову, Лексеич, — увидев, что хозяин побелел, успокоил его наемный пролетарий. — Ее сегодня какая-то поганая муха укусила, а вообще-то она девчонка неплохая.
И хозяин «бункера» тихо ответил:
— Я знаю.
Даже параллельные линии иногда пересекаются, если такова их судьба. А уж люди — и подавно.
Будет, чему быть... А чему быть — того не миновать.
Вот оно и сбылось.
Глава 9
ПРОСТУПОК И ПОСТУПОК
Алена изо всех сил сжала виски, чтобы унять гулкую болезненную пульсацию.
... Алеша становится перед ней на колени...
...Какая навязчивая галлюцинация... Алена уже видела это однажды... Нет, не однажды: десятки, сотни раз... Она и сюда-то, на дачу, приехала, чтобы освободиться от мучительного кошмара. Да не вышло. Совсем психика расшаталась.
Только второй план у стоп-кадра сменился. Теперь это не каюта морского «катерка обозрения», а вытоптанная строителями трава, усыпанная битым кирпичом, да новая, еще не покрашенная фигурная изгородь...
Но вот стоп-кадр оживает, и Алексей говорит:
— Я презренная осклизлая мокрица. Ты абсолютно права. И последний негодяй. Я должен был тебя отыскать, а сделала это ты, Аленушка...
— Я?
— Как тебе удалось? Я передал только московский адрес... Кто тебе рассказал про Красиково?
— Что значит — кто рассказал? Я тут всю жизнь. С самого раннего детства.
Прораб вмешался, захохотав теперь уже не беззвучно, а чуть не на всю округу:
— Да они знакомы! Хо-хо-хо! Ну дак теперь, Лексеич, сам будь добр оборону держать! А меня уволь! Не совсем, хо-хо, уволь, а только по вопросу мирного сосуществования с соседями! Я строитель, а не пограничник!
— Соседи? — переспросил Алексей.
— Соседи? — повторила Алена.
— Непосредственные и ближайшие! — подтвердил прораб, кивнув в сторону Алениного участка.
И Алена, еще не вполне веря, прошептала:
— Так просто...
Она не бросилась к Алеше, не обняла его, не расплакалась от избытка чувств. Даже отвернулась.
Потому что она теперь совсем другими глазами — рассматривала строящийся дом.
Не такое уж и уродство, оказывается. И вовсе не пирамида Хеопса. И уж конечно не бункер.
Даже симпатично. Основательный дом, а основательность ей всегда нравилась. Не хлипенький коттеджик какой-нибудь, в таком можно будет жить не только летом, но и в зимние холода. Тем более — подводят газ и воду.
— А почему ты велел заново перестраивать верхний этаж? — спросила она.
— Окна были спроектированы узкие. А я решил... мне захотелось... тебе ведь понравились венецианские.
— Мне?
Вот тут-то ее и прорвало.
Прорвало, как шлюз, и слезы хлынули водопадом, нет, «слепым дождем», тем благодатным летним ливнем вперемежку с солнечным светом, от которого наливаются и зреют тяжелые плоды среди темной глянцевой листвы, тяжелея и готовясь сорваться с ветки...
Алексей не стал делать крюк к проему ворот, он перемахнул прямо через ограду и кинулся к своей богине-мышке, маленькой, беспомощной, чтобы утешить, утереть ей слезы или... присоединить к ним свои.
— А тут моя мастерская.
— Над ней ты хотела стеклянную крышу?
— Э, нет! Тогда я отведу для работы весь этаж. Но это — в необозримом будущем. Пока печку бы починить...
— Так я скажу своим рабочим, пусть заодно и сделают.
Что-то не позволило Алене принять заманчивое предложение Алексея. То ли тельцовское упрямство, то ли смутное суеверное опасение. Она мотнула головой:
— Нет. Это дедушкино наследство. Мне он его оставил, мне о нем и заботиться. Я сама!
Алексей, похоже, огорчился.
— Не обижайся, — утешила она. — В этом доме есть кое-что не только для меня, но для нас обоих. Идем, покажу!
Они спустились на первый этаж, миновали кухоньку-закуток, и она, потянув, не без труда открыла просевшую, разбухшую от влажности дверь:
