Лезвия и кости - Хизер К. Майерс
Пот стекал по моему лбу, дыхание было тяжелым и неровным. Я приостановился, прислонился лбом к прохладной коже сумки и закрыл глаза, пытаясь успокоить свое бешено колотящееся сердце.
Я продолжил тренировку, ритмичные удары кулаков о сумку совпадали с бешеным стуком моего сердца. Каждый удар был разрядкой, попыткой избавиться от беспомощности, которая грозила поглотить меня. Я должен был найти способ доказать Сиенне, что мои чувства к ней искренни, что они выходят за рамки мелкого соперничества с Донованом.
Я взглянул на Лиама. "Как ты испортил отношения с Лили?"
Небрежное пожатие плечами Лиама меня не обмануло: под его невозмутимым видом я поняла, что он просчитывает каждый шаг. "Кто сказал, что все испортил?" — ответил он, выдохнув струю дыма. "Мой отец не в восторге от нас с Сойером, но мы справляемся. Это как ходить по тонкому льду, но мы справляемся".
Его глаза переместились на меня, в них появился знающий взгляд. "Я предвижу еще одну помолвку в нашем будущем", — сказал он. "Мой отец настаивает. Не хочет, чтобы мы женились на шлюхах, копающих золото. Хотя… его больше беспокоит, что Сойер забеременеет с кем-то, кому он нужен только ради денег. А зная Сойера сейчас… он не в лучшем расположении духа. Он перебирает девушек, как рубашки. Это одновременно впечатляет и отвратительно".
"И вы, ребята, на самом деле продолжите это?" пробормотала я.
Лиам приподнял бровь, в его глазах мелькнул намек на веселье. "Полагаю, это зависит от обстоятельств", — сказал он, делая очередную затяжку своей сигареты. "Мы оба знаем, какой непредсказуемой может быть жизнь. Думаешь, беседа с Донованом все исправит?" Он выдохнул дым через рот. "Это оптимистично даже для тебя".
Я почувствовал, как у меня сжалась челюсть от его слов. "Это не просто разговор", — ответил я, мой голос был тверд. "Это последнее предупреждение. После этого он будет сам по себе. Я больше не буду играть с ним в игры".
Выражение лица Лиама немного смягчилось, в его глазах мелькнуло понимание. "Ты серьезно собираешься с ним покончить?"
Я твердо кивнул. "После смерти наших родителей все перешло ко мне", — сказал я. "У Донована есть трастовый фонд, но это все. Я прикрывал его, придумывала оправдания, но не больше".
"И ты думаешь, что отрезав его от себя, ты волшебным образом решишь свои проблемы?" спросил Леви.
Я повернулся к нему. "Ты знаешь, как это бывает с семьей, Кеннеди", — сказал я. "Иногда разрыв связей — единственный способ двигаться вперед".
Лицо Леви потемнело. "Да, я знаю все о семейных предательствах", — пробормотал он, его руки сжались вокруг гири.
Лиам стряхнул пепел с сигареты, выражение его лица стало задумчивым. "Ну, если ты уверен", — сказал он. "Просто будь осторожен, Адриан. Семья это или нет, но Донован не примет это близко к сердцу. Он всегда ревновал тебя, независимо от того, хочет ли он в этом признаться".
"Единственное, что имеет для меня значение сейчас, — это Сиенна", — заявил я. "Убедиться, что с ней все в порядке, что о ней позаботятся. Это мой приоритет. Все остальное… все встанет на свои места. Я разберусь с Донованом. Я позабочусь о том, чтобы он больше не смог встать между нами".
Лиам бросил на меня еще один долгий взгляд. Я сомневался, что Кеннеди вообще меня услышал.
"Если тебе что-нибудь понадобится, — сказал Лиам. Он не закончил фразу.
Ему и не нужно было.
Я кивнул и вернулся к отбиванию мяча перед собой. У меня был час до занятий, и я не собирался тратить его на беспокойство.
Все получится.
Я справлюсь.
27
Сиенна
Я не могла сосредоточиться ни на чем, что говорили профессора во время занятий. Мои мысли постоянно возвращались к моей стипендии, как стервятник, который ждет, когда он набросится на свою добычу. Казалось, что все, ради чего я работала, ускользает из моих рук. Я не мог потерять стипендию. Это было единственное, что я имела, но не получила из-за Виндзоров.
Каждый раз, когда звонил мой телефон, сердце замирало в надежде, что это какие-то новости о сложившейся ситуации. Но каждый раз это был просто друг, который спрашивал о домашнем задании или обновлении группового проекта. Чувство беспомощности душило. Я постоянно прокручивала в голове разговор с Адрианом. Была ли я слишком резкой? Не оттолкнула ли я его?
На последнем занятии в этот день я не могла не смотреть на часы каждые несколько минут, отсчитывая время до своего побега. Лекция по исторической литературе казалась пустяком по сравнению с тем, что творилось у меня в голове. Мне хотелось найти решение, все исправить, но я чувствовала себя совершенно бессильной.
Я вспомнила разочарование Адриана, то, как ожесточился его голос, а слова стали острыми, как ножи. Жалел ли он сейчас о том, что был со мной? От этой мысли у меня заурчало в животе. Я никогда не хотела, чтобы он чувствовал себя частью проблемы. Он был единственным хорошим существом в моей жизни, и я не могла смириться с мыслью, что могу потерять и его.
Когда профессор отпустил нас с урока, я медленно собрала свои вещи, мои движения были роботизированными. Мне нужно было поговорить с Адрианом, извиниться, все исправить. Но в глубине души я боялась, что может быть слишком поздно. Неуверенность, словно тяжелый камень, лежала у меня на сердце, становясь все тяжелее с каждым шагом, который я делала, выходя из класса.
Пока я шла к парковке, в голове у меня крутился вихрь сомнений и страхов. Часть меня надеялась, что Адриан будет там, будет ждать, как он и обещал. Но другая часть, более пессимистичная, готовилась к разочарованию. События этого дня тяготили меня, отбрасывая длинные тени на мои мысли. Я пыталась избавиться от чувства страха, убеждая себя, что
