Сердце в огне - Марина Безрукова
Не моргая, она смотрела на улицу, пытаясь вспомнить, сколько раз она запрещала себе думать о Глебе. Она загоняла его в самые дальние уголки своего сознания, она, как ластиком, пыталась стереть любые воспоминания и сразу, еще в зародыше, давила едва возникшие мысли о нем. Она убегала, спасалась и делала вид, что Глеба никогда не существовало. Но он был. Он был в ее жизни, и этого не перепишешь. Это он подсказал ей направление, когда она не знала, за что хвататься в таком пестром мире профессиональных парикмахеров. Глеб развернул ее в сторону колористики и убедил, что здесь она станет лучшей. И это сработало. Это он познакомил ее с десятками новых блюд разных кухонь. Это он научил ее плакать, если больно. Это он спасал, обнимал, гладил по голове и одними губами шептал «ш-ш-ш», когда она, после смерти мамы, выла, кусая распухшие губы. Это всё был тоже он. Как и тот, другой, со стеклянными после пожара глазами. Но первого было несравнимо больше.
Поэтому и дрогнула рука. Поэтому и открыла Женя письмо. А открыв, провалилась в бездну. Поначалу подумала, что Глеб сочиняет, но вчитавшись, поняла, ошиблась. В его послании было всё: раскаяние, боль, страх, надежда… Не было только манипуляции. Строчки были просты и бесхитростны, как бывают они только в минуты полной откровенности. Пожалуй, только в одном случае. Когда впереди забрезжила вечность. Глеб не стремился получить индульгенцию, не хотел лишь облегчить совесть. Не просил он и жалости. Он вообще ничего не просил. Но Женя остро почувствовала: ей нужно его увидеть. Иначе не сможет потом жить.
Чем больше она читала письмо, тем ощутимее становилась дыра внутри, и в нее ускользала и растворялась какая-то важная часть, без которой Женя уже никогда не станет прежней.
Как-то буднично, как родному человеку, Глеб рассказывал, что он чувствует теперь, когда узнал, что серьезно болен. Он писал о панике, охватившей его, об ощущении, что наказан за свою слабость и эгоизм. О том, как на смену этим эмоциям пришла уверенность, что главное для него сейчас, это ее прощение. Необязательно словами. Глеб писал, что до сих пор читает в своем сердце ее, Женю. И он обязательно поймет, простила она его или нет.
«Ты знаешь, Женька, когда я получил результаты повторных анализов на почту, я не стал их сразу открывать, а поехал загород. Помнишь, туда, где мы любили гулять… Было уже поздно. Темно. Весь день было пасмурно, и собирался, но так и не пошел дождь. Я отпустил такси рядом с нашим заброшенным парком. Туда, ближе к старой даче. Было не страшно. Что еще могло со мной случиться? Мне нужно было собраться с духом. А главное, почувствовать тебя. Мне показалось, что если ты будешь даже незримо рядом, то результат будет совсем другим. Вот там, на камнях, я и открыл письмо из лаборатории и от доктора. Помню, перед этим поднял голову и заглянул в небо. А там… Там, Женька, было много-много звезд. Странно, правда? Ведь весь день были тучи… Ну, ты знаешь, как это у нас бывает. А тут вдруг целый пояс из звезд! Я помню, что я тогда подумал. Я подумал: а вдруг сейчас эти звезды видишь и ты? Это так странно. Я не знаю, где ты и с кем, тепло у тебя или холодно, день у тебя или ночь… Но я был уверен, звезды ты видишь…»
Дальше Глеб буднично сообщал, что начал лечение и дается оно ему нелегко. Писал о планах проконсультироваться за границей. Бодрился и называл процент попавших в ремиссию.
Противно закрутились внутренности в узел. Женя села у печки и уставилась на огонь. Весело щелкали и взрывались дровешки, корчилась, закручиваясь, береста, дрожала капельками смолы сосновая плашка. Женя вспоминала всё, что случилось, и никак не могла поверить. Ведь этих болезней панически боялась она. Ведь именно этот страх остановил ее от попыток зачать ребенка при помощи медицины. При чем тут Глеб? Почему его кровь решила взбунтоваться? И как теперь сделать вид, что ничего не произошло?
Решение пришло сразу, без сомнений. Женя тряхнула волосами, опустила голову на руки и еще раз прислушалась к себе. Так и есть. Сердце говорило ехать. «Но зачем?» — пыталась возражать Женя. — «Ты же знаешь, что так правильно», — ровно теплилось в груди.
Вот тогда поняла она, о чем говорила с ней недавно тетя Саня. Женя завела разговор о том, что никак не найти ей покоя, что она не знает, правильно ли выбирает дорогу, что боится неизвестности и потерянного зря времени.
Тетя Саня, как раз вернулась из бани. Боком сидела на лавке в серой холщовой рубахе до пят. В свете керосиновой лампы волосы ее струились, как жидкое серебро. Маленькие ступни твердо упирались пятками в намытые блестящие доски. Женя завороженно наблюдала за ловкими пальцами женщины. Тетя Саня пряла пряжу на настоящей русской прялке. Невесомо поднималось и опускалось в воздухе веретено, как будто держалось на невидимой нити. Оно гипнотизировало и навевало на Женю сон. Тихий голос тети Сани звучал будто издалека.
— А ты вслед за своим сердцем иди, Женечка… Смело иди. Правильных-то путей нет. И неправильных тоже. К душе прислушайся. Будешь искренна сама с собой, случится чудо. И будет тогда любовь…
— Любовь? — переспрашивала Женя.
Тетя Саня кивала:
— Она самая. Не плотская. Другая. Та, что душу направляет. Ты только не мешай ей. Она во всем.
Снова кружило, плясало веретено, тонкая нитка струилась, грозя ослабнуть, но вдруг натягивалась и льнула к деревяшке.
— А вот это часто мешает, — продолжила старушка и постучала себя по виску веретенцем. — Голова. Отключи ее, Женя. Слушай здесь…
Тетя Саня оставила веретено и приложила ладони к сердцу.
— А если я ошибусь? Нас же всё время учили жить по уму, — беспокойно спрашивала Женя.
Цепкий и чуть насмешливый взгляд был ответом:
— Как чувствуешь, так и поступай. Ум тебе в этом деле не помощник. Уж поверь.
Сейчас, стоя перед растерянным Михаилом, Женя не могла передать ему этот разговор. Не могла объяснить, что слушает сердце, которое не обманывает. Ведь рванула когда-то сюда, за тридевять земель, безрассудно, отчаянно, впервые отбросив доводы разума. Не знала еще тогда ничего про любовь, которая всем управляет. Просто спонтанно купила билет. И про Глеба рассказать не могла, а оттого казалось, что совершает она что-то неправильное, как
