Принуждение (ЛП) - Райт Кэндис

— Иди в мой кабинет и запрись там. Комната устроена как комната страха. Как только ты закроешь дверь, она не откроется снаружи.

— Атлас, ты меня пугаешь, — я оглядываю комнату, ожидая, что в любую минуту в окно выпрыгнет ниндзя.

— Я все объясню, когда доберусь туда, но сейчас уходи, Айви. Не покидай эту комнату ни для кого, кроме меня.

— Ладно, блядь. Я ухожу, но когда ты вернешься домой, я надеру тебе задницу за то, что ты так напугал меня, — дерзко говорю я, чтобы скрыть свое беспокойство, зная, что у него помутится рассудок, если я запаникую. Возможно, я не знаю, что происходит, но ему нужно сохранять голову ясной. Я не могу потерять его, не сейчас.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — тихо отвечаю я, пока мои беспорядочные мысли приходят в порядок. Все, с чем я сталкивалась, каждое принятое мной решение, я тысячу раз подвергала сомнению и пыталась применить ко всему логику и разум.

Но в том, что касается Атласа и меня, нет никакой логики и разумности. Мы бросаем вызов логике во всем, что делаем. Мы как огонь и вода, богатый мужчина и бедная девушка, здравомыслящие и чертовски сумасшедшие. Мы не подходим друг другу ни в теории, ни на бумаге, и все же для меня нет другого мужчины на планете, кроме него.

Атлас так искусно вплел себя в ткань того, кто я есть, что было бы невозможно освободиться, не истекая кровью.

Я могу продолжать наказывать его, наказывать нас обоих за тот выбор, который он сделал, или я могу уже нахуй забыть об этом.

Спеша к комоду, я хватаю пистолет из верхнего ящика и направляюсь в кабинет так быстро, как только могу. В доме полная тишина, отчего все кажется зловещим, словно тени ждут, когда монстр выйдет на свободу и принесет с собой хаос.

Мне жаль тех, кто думает, что они могут победить в поединке с моим мужем, потому что они скоро обнаружат, как и я — он не знает, как проигрывать.

Как только я закрываю за собой дверь, я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Даже без присутствия Атласа в этой комнате пахнет им, даря мне уют. Я сажусь в его огромное кресло и жду. Через десять минут, которые кажутся десятью часами, я понимаю, что мне нужно что-то сделать, чтобы мой мозг не придумывал ужасные сценарии наихудшего развития событий, вроде того, что Атлас лежит мертвый где-нибудь в канаве.

Мне нужно сделать курсовую работу, но возвращаться в спальню за ноутбуком было бы сейчас до смешного глупо. Я не знаю паролей к компьютеру Атласа, поэтому я роюсь в его ящиках в поисках блокнота и бумаги, полагая, что буду придерживаться старой школы.

— Джекпот, — я вытаскиваю блокнот из нижнего ящика, не осознавая, что прихватила и бумаги лежащие под ним, пока они не падают на пол.

— Черт, — я присаживаюсь на корточки, поднимаю пожелтевшую папку и кладу ее на стол, одновременно хватая бумаги, которые, должно быть, были внутри, не обращая особого внимания, пока две фотографии не заставляют меня потрясено и прерывисто вздохнуть.

Я падаю на задницу, не в силах оторвать глаз от кровавой бойни на первом фото. Тела разбросаны по земле, кровь покрывает белые льняные скатерти и красивую розовую сервировку стола под большим белым тентом с развевающимися на ветру розовыми лентами.

Свадьба и массовые похороны в одном флаконе. Мой желудок переворачивается, и я хватаю мусорную корзину, пока меня не стошнило.

Когда мой желудок успокаивается, я вытираю рот тыльной стороной ладони и переключаю внимание на следующую фотографию. Моя рука дрожит, когда я вижу ту же сцену с предыдущей фотографии, но на этой маленькая девочка, одетая в белое, покрытая с головы до ног кровью, стоит с затравленным выражением в глазах.

Я не знаю, как долго я сижу, уставившись на фотографию, прежде чем начинает звонить мой мобильный.

Взгляд на экран показывает, что это Атлас. Закрывая глаза, я желаю, чтобы хоть раз Вселенная перестала издеваться надо мной и дала мне покой.

Я нажимаю кнопку "Принять": — Открой дверь, Айви. Я снаружи.

Не говоря ни слова, вешая трубку, на автопилоте подхожу к двери и оказываюсь в его объятиях. Он крепко сжимает меня, пока я стою в шоке, пытаясь сформулировать слова, но все, что я вижу, — это кровь.

Словно я нахожусь прямо там. Я практически чувствую этот запах и ощущаю его на своей коже.

— Айви?

Атлас немного отстраняется и с беспокойством смотрит на меня.

— Ты в порядке. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Ты ведь знаешь это, верно?

Я не могу ему ответить. Вместо этого я подхожу к фотографиям, которые оставила у него на столе, и поднимаю фотографию маленькой девочки.

— Кто она? — я не узнаю звука собственного голоса. Все, о чем я могу думать, это о той маленькой девочке и ребенке, растущем внутри меня, горе, объединяющее их.

— Айви.

Он делает шаг ко мне, но я качаю головой.

— Отвечай на гребаный вопрос, Атлас.

Еще на шаг ближе.

— Ты хочешь правду или ложь?

Слезы текут по моему лицу, но я позволяю им упасть.

— Скажи мне правду. Больше никакой лжи.

— Двенадцать лет назад я, мой отец и группа наших людей застрелили всех на свадьбе. Уолши всегда были в некотором роде нашими врагами, но мы старались не путаться друг у друга под ногами.

— Но что-то изменилось.

— Мы узнали, что Дилан Уолш изнасиловал мою пятнадцатилетнюю сестру и она забеременела.

Я шиплю, его слова ощущаются как удар в живот. Он никогда не говорил мне, что у него есть сестра.

— Она умерла?

— Я уверен, что после того дня ей бы этого хотелось, — говорит он мне, глядя на фотографию.

— Она лгала обо всем. Двести семнадцать человек погибли в тот день, потому что моя младшая сестра солгала. Она была беременна, но отцом ребенка был парень — чистильщик бассейна, и ее мать придумала план, чтобы сказать, что это Дилан. Я понятия не имею, почему.

— Она солгала? — шепчу я, ужас слишком велик, чтобы его вынести.

— Мой отец застрелил мать и любовника Эбигейл у нее на глазах, а когда родился ее ребенок, его забрали и отдали на усыновление. В день, когда ей исполнилось шестнадцать, ее выдали замуж за мужчину, которого выбрал мой отец. С тех пор я ее не видел.

— Девочка, — я указываю на окровавленную маленькую девочку, смотрящую на меня в ответ, и поворачиваюсь к Атласу, чтобы увидеть, как его глаза становятся жестче.

— Последняя выжившая и единственная наследница. Мы потратили годы, охотясь за ней, готовясь к тому дню, когда она захочет отомстить, — он качает головой, гнев искажает его черты. Мой желудок угрожает взбунтоваться еще раз.

— Она была моей навязчивой идеей в течение двенадцати лет. Моей работой было выследить ее и убить. Я позволил этому поглотить меня, пока не появился ты.

— Значит, все эти невинные люди погибли из-за одной гребаной лжи, и вместо того, чтобы извлечь ценный урок, ты продолжаешь гоняться за маленькой девочкой, которая потеряла все?

— Ты не понимаешь, как все устроено в моем мире. Это око за око. К тому времени, когда мы осознали правду, ущерб был нанесен. То, что мы сделали… это был пиздец, но оставить ее в живых, было сродни тому, чтобы вложить ей в руку пистолет и нарисовать мишень на наших спинах, — он делает еще один шаг ближе, будто приближается к раненому животному.

— Я потеряла своих родителей и помню, как чувствовала себя такой разбитой. Но та маленькая девочка, черт возьми, она, должно быть, была выпотрошена. Каждый член ее семьи был убит у нее на глазах. И этого было недостаточно, за ней все это время охотились те самые люди, которые сделали это с ней, — теперь я кричу, хватаясь за стол и фиксируя ноги, чтобы они не подогнулись.

— Наследники умеют мстить. Эта жизнь стирает границы морали. Здесь нет черного и белого, только кроваво-красное. И когда на карту поставлено состояние Уолшей…

— Ты действительно в это веришь? Она была всего лишь маленькой девочкой. Может быть, если бы ты просто оставил ее в покое, она сделала бы то же самое.

— Господи, Айви, это не какой-то гребаный фильм. Ты не получишь ничего взамен. Я не могу изменить то, что мы сделали. Но я чертовски уверен, что могу остановить повторение истории, потому что именно это и произойдет. Я потеряю свою семью в качестве наказания. Я знаю это, потому что это именно то, что я бы сделал! — он рычит на меня.