Лучшее средство от любви - Галина Валентиновна Чередий
— Что насчет частоты использования? — накрыл ладонью мою грудь и стал медленно, по-хозяйски сжимать ее, прогоняя сытую сонливость.
— Ты же сказал, тебя это не интересует.
— Я сказал, что не в первую очередь. О прямых конкурентах стоит знать все.
— Успокойся, Марк, Зарик у меня девственник, — скорчив серьезное выражение лица, ответила ему и пронаблюдала, как поползли вверх его светлые брови. — У нас с ним отношения платонические, возвышенные. Он мой муз, товарищ по перу…
— Зарик? Ты дала имя самоты… секс-игрушке?
— Не опошляй его жизненное предназначение! — уже откровенно засмеялась я. — Зарик — источник моего вдохновения.
С грозным ворчанием Зарицкий подмял меня под себя, раздвинув своими бедрами мои ноги, демонстрируя наличие полной готовностью к очередному заходу.
— Я — источник твоего вдохновения. Муз, соавтор, или кто там еще у вас творческих людей бывает. В одном лице, члене и прочих частях.
— Марк, я ведь делиться не буду.
— Ну, слава богу, буду теперь навсегда неделимый и весь твой.
Глава 32
Много-много лет назад, когда мы только познакомились с Арсом и уже решили дружить, но начали мериться тем, чем обычно меряются все особи мужского пола, мы обзавелись одним дебильным развлечением. Это сейчас я понимаю, что оно было дебильным, а тогда нам дико нравилось. А уж как поднимало наш авторитет среди пацанвы и сколько девчонок помогло склеить — и не сосчитать.
Короче, берега-то у нас скалистые, обрывов куча, живописных в том числе, а внизу море. И кое-где довольно глубокое для того, чтобы в него можно было сигануть прямо с того самого скалистого обрыва. Нет, вы не подумайте, что мы прям совсем были дубоголовыми и прыгали в незнакомых местах. Сперва мы находили такую точку, исследовали дно внизу, внимательно изучали траектории падения в безветренную погоду, при южаке, при северном ветре — ну, слава богу, хоть на это хватало мозгов. А потом ныряли. Особенно эффектно это выглядело во время прогулки с новой девицей — визгу было-о-о.
Примерно как сейчас.
Да и мои собственные ощущения мало чем отличались в этот момент от полной иллюзии того, что я лечу в пропасть. Лечу-то с улыбкой, а вот что меня ждет там, внизу, — а не знаю. И толку с моего предыдущего брачного опыта ноль. Потому что сравнивать ту женщиной с Полиной… Ну, не знаю, все равно что пытаться сравнить камешек, попавший тебе в туфлю, с августовским звездным небом, изукрашенным следами от падающих метеоритов. Сравнимо? Вот и я о том же.
Но если вы думаете, что я сомневался в верности принятого решения — не-а. Я точно знал, что не только и не просто хочу свою форельку в полное владение круглосуточно и постоянно. Я чувствовал, что именно с ней просыпаться по утрам будет гарантией отличного настроения и прекрасного физического состояния для всех моих членов — так, вроде, принято называть руки-ноги, да? Я предполагал с высокой долей уверенности, что только от ее вкуса и запаха буду пьян без всякого допинга. Я был совершенно убежден, что только ее голос будет музыкой для моих ушей вне зависимости от того, что она говорит. Вот как сейчас.
— Зарицкий, ты все-таки дебил. И, боюсь, тебе уже никто и ничто не поможет. Но своих детей такими делать я не позволю. Так что уж сегодня ты точно пролетаешь с осуществлением своих грандиозных планов по зачатию.
— С чего такая уверенность? — коварно усмехнулся я и слегка качнул бедрами, демонстрируя свою полную готовность к продолжению процесса изготовления маленьких Зарицких.
— С того, — шлепнула меня по руке, обнимающей ее за талию, Полина. — И вообще, мне пока одной беременности хватает, чтобы разбираться и сопли-слюни вытирать. Вторую я пока не потяну.
— Опа, опа, а вот тут поподробней можно, пожалуйста? — вскинулся я, почему-то предчувствуя одним местом, что это имеет некоторое отношение ко мне. То есть не ко мне в смысле виновника беременности, но ко мне как к человеку, имеющему некоторое отношение к тому, кто является виновником… В общем, вы поняли, да?
— А чего тут в подробности вдаваться? — горько усмехнулась Полина и даже будто поежилась и попыталась слегка отодвинуться от меня. Ага, щаз! Кто ж тебя, форелька моя, вечно ускользающая, отпустит из теплой постельки? — Ланка моя привезла себе сувенирчик с курорта. Четыре недели уже.
Бля! Ну точно же! Совсем из головы вылетело! Привидение!
Интересно, от новости о том, что его конфетка теперь с начинкой, он ошалеет еще больше? Хотя, как по мне, еще больше уже просто некуда.
Блин, и ведь всего-то оставил одного на пару дней, пока к отцу мотался. И видел бы кто, в каком состоянии я нашел это чудика по прилете в очень чудесный, но очень неподходящий по климату для такого любителя солнца, как Каспер, город: ангина полным ходом, говорить не может, лишь сипит, как сломанный свисток, сопли до колена, нос опух от постоянного сморкания, глаза воспалены, заросший по самые брови, ибо бритому ему…
— Бриться еще холоднее, Марк! У меня даже зубы мерзли, когда я говорил. А она… Она меня сумкой! По голове! Марк! Что делать, Марк? Она меня теперь ненавидит, да? Марк? У нее что, кто-то есть? Марк! Как можно жить в таком климате? И это в августе месяце, когда у нас можно даже ночью потеть, сидя в море! Но я не мочалка! Нет! Я вот-вот выздоровлю. Да! И я встречусь с тем мужиком, к которому она вечно шастает днем. Найду и подерусь с ним, чтобы она видела, что я тоже мужик. Да. Ведь да?
Цирк с конями. Ей-богу.
— Вот зараза-а-а! — протянул я, постучавшись затылком об подушку. — Белоснежка, я же к тебе тоже с прицепом прибыл. Разобраться надо с ним побыстрее.
Полина села так резко, подчеркнуто создавая между нами дистанцию, что я не успел предупредить этот ее маневр.
— Зарицкий, если ты сейчас мне
