Сьюзен Филлипс - Леди, будьте паинькой
Его рука, большая и надежная, сжимала ее ладонь. Полюбовавшись красивым старым зданием на другом берегу, Эмма задумчиво заметила:
— Ты помешан на истории, верно?
— С чего ты взяла?
— Прежде всего ты досконально знаешь историю Техаса.
— Я хотел специализироваться по истории в колледже, но мои оценки в старших классах были настолько возмутительными, что мой консультант отсоветовал пускаться в такую авантюру.
— Очень жаль.
— Нет, он, вероятно, был прав. Даже при том, что я выбрал самые легкие предметы, студент из меня получился средний. Так, на троечку. А потом я бросил университет, чтобы стать профессиональным спортсменом.
— Да, всякий на твоем месте учился бы на тройки. Весьма трудно добиться чего-то большего, если почти не ходишь на лекции.
Кенни метнул на нее любопытный взгляд.
— А ты откуда знаешь?
— Стоит провести пять минут в твоем обществе, как все становится яснее ясного. В самом деле, Кенни, сроду не встречала человека, который так боялся бы отважиться на что-то требующее мужества или по крайней мере труда.
Кенни выпустил руку Эммы и раздраженно поморщился.
— На тот случай, если забыла: ты стоишь перед человеком, дважды завоевавшим титул чемпиона за последние три года. И не стоит распространяться об отваге.
— Но выигрыш в турнирах — совершенно иное дело, не так ли?
Она сочувственно пожала его пальцы. Этот уик-энд дался ему особенно тяжело: в Огасте начался «Мастерс», но Кенни сохранял стоическое молчание и не давал себе распуститься.
— Площадка для гольфа — вероятно, единственное место в мире, где ты не опасаешься показать людям, как усердно работаешь.
— Потому что это единственное место в мире, где я действительно усердно работаю.
Эмма улыбнулась ему и на секунду прижалась щекой к его руке.
— Меня не обманешь, Кенни. Я-то вижу, как ты стараешься. Взять хотя бы тренировки. Просто ты виду не подаешь, как устаешь, поэтому со стороны все кажется таким легким.
— В тебе столько дерьмовых теорий, что ты могла бы…
— Сойти за удобрение. Знаю. Хочешь, чтобы люди поверили, будто большего лентяя свет не видывал. Похоже, ты считаешь, что не достоин чьей-то похвалы.
— Вздор.
Кенни нервно дернул уголком губ, и Эмма поняла, что попала не в бровь, а в глаз.
Между ними было столько всего недоговоренного, невысказанного! Его дисквалификация, ее проблемы с Беддинггоном. Последние пять дней она дрейфовала в чувственном тумане, словно уверившись, что завтра никогда не наступит. Похоже, никто не следил за ними… но теперь, когда до отъезда осталось всего двое суток, Эмма была вынуждена признать: она вела себя глупо и безответственно. Не пыталась связаться с Хью и ничем ему не досадила. Словом, пребывала в эротическом раю, где не существует суровой действительности и печального будущего.
Первые атаки панического ужаса комом осели в желудке, унося с собой незамутненную радость дня.
— Ты не можешь вспомнить имена тех, кто был тогда в аптеке?
— Сто раз тебе повторял, что рылся в горе шнурков и мне просто было не до того.
— Но ты наверняка с кем-то беседовал, встречался, наконец.
— Совершенно из памяти вышибло.
Эмма окончательно поникла. Так она ничего и не добилась. Положение такое же, как в тот день, когда она вышла из самолета.
— Беддингтон знал, что я купила газету, так что его шпион точно был в аптеке. Но почему он не доложил ни о чем другом?
В поле зрения появилась фигуристая блондинка, бегущая рысцой по дорожке, но Кенни, казалось, ничего не заметил. Эмма высоко оценила его сдержанность. Он и взгляда не бросил на другую женщину, пока находился рядом с ней! Изумительный человек, несмотря на все его закидоны! И поразительно старомодная учтивость! Хотя Кенни то и дело осаждали болельщики и поклонники, он со всеми разговаривал вежливо, не теряя терпения, и одновременно давал понять, что занят своей дамой.
Они добрались до конца тропинки и повернули назад. Здесь, вдали от городского шума, было так мирно, тихо и спокойно. Тишину прерывал только редкий шум мотора речного трамвайчика. Несмотря на время от времени появляющихся бегунов трусцой, место было удивительно уединенным.
— Почему мне втемяшилось в голову, что это мужчина?! — воскликнула Эмма. — Шпион мог так же легко оказаться женщиной!
— Теперь припоминаю, что видел старую миссис Кулиген у витрины со жвачкой. Правда, ей лет восемьдесят, но она кому угодно задаст жару!
— Смейся, смейся! Просто озноб по спине ползет, когда представляю, что за мной следят, а я даже не имею понятия, кто это! И почему последнее время Беддингтон снял наблюдение?
— Понимаю, каково тебе приходится, солнышко. И ты знаешь, как я отношусь к твоей привязанности к этой груде камней, поэтому мне лучше помолчать.
— Могу догадаться, что ты думаешь, — расстроенно вздохнула Эмма. — Считаешь, что я рано или поздно превращусь в одну из тез милых рассеянных особ с тараканами. Начну разговаривать с собой, заведу дюжину кошек и стану носить дырявые, растянутые, пропахшие нафталином свитеры.
— Должен признаться, подобное мне в голову не приходило. Скорее я представляю тебя в черном поясе с чулками и…
— То, что я англичанка, не замужем и уважаю традиции, еще не означает, что я эксцентрична…
— Похоже, ход твоих мыслей весьма необычен. Что именно ты желаешь этим сказать?
— А, не знаю. Забудь.
— Знаете, леди Эмма, вместо того чтобы обвинять меня в психических аномалиях, неплохо бы разобраться в своем затуманенном мозгу.
— Затуманенном? Да он ясен и светел, как летнее утро!
— Если это так, почему ты упорно считаешь себя засохшей старой девой?
— Вовсе нет. Но и секс-бомба из меня никудышная.
— А вот это наглая ложь.
— Вовсе не… — Эмма недоуменно моргнула. — Что ты говоришь?
— Что ты настоящая секс-бомба.
— Ты просто вежлив.
— Я просто мужчина. Видишь ли, я помешан на твоих губах…
— Опять за свое! Это так несправедливо. Будь я мужчиной, считалась бы волевым лидером. Но только потому, что я женщина, меня называют властной, доминирующей и капралом в юбке.
— Все это чистая правда, но сейчас мы говорим о другом. О том, что у тебя самый чувственный в мире рот.
— Чувственный?
— Угу.
Эмма зажмурилась. Встряхнулась. Одним глазом глянула на него.
— Теперь я точно знаю, что ты врешь.
— Я вру исключительно по пустякам. Может, напомнить тебе, что ты выделывала своим ртом сегодня утром, часов около восьми?
До сих пор Эмма не подозревала, что он способен заставить ее покраснеть, но оказалось, что и это возможно.
— Спасибо, я помню.
Кенни рассмеялся, привлек ее к себе и прошептал:
