Бог Боли (ЛП) - Кент Рина

Мои внутренности сворачиваются от мерзкого отвращения. К ней.

К себе.

Ко всем чертовым вещам.

— Твои родители виноваты в этом. Лучший способ причинить им боль — забрать их драгоценного первенца. Ты сам сказала, что у твоих родителей для него особое место.

— Нет, пожалуйста... — слеза скатывается по ее щеке, когда она делает шаг вперед. — Не надо. — Я придвигаю нож дальше в шею ее брата.

Если она подойдет слишком близко, я могу поступить как Николай и погасить этот огонь раз и навсегда.

Анника замирает, по ее щекам текут слезы.

Больше страдания.

Больше печали.

Я всегда ненавидел ее слезы вне секса, а теперь, когда она плачет из-за меня, это не что иное, как разрыв моих внутренностей.

— Анника. — Грудь Джереми упирается в мою. — Уходи отсюда.

— Я не оставлю тебя, Джер. — Она смотрит на меня и говорит с уверенностью, — Возьми меня вместо него.

— Анника! — Джереми почти рычит.

— Я умоляю тебя, Крейтон. Если я когда-либо что-то значила для тебя, если у тебя была хоть капля привязанности ко мне, не поступай так со мной. Не забирай моего брата, не заставляй меня ненавидеть тебя. Не... не заставляй меня выбирать.

Моя грудь пылает так ярко, так горячо, что я уверен, что она разорвется на мелкие кровавые кусочки.

— Крей... — тихо зовет Реми. Он наблюдал за всем этим шоу со стороны, вероятно, пытаясь понять, пьян ли он еще. — Прекрати это. Давай поговорим.

— Здесь не о чем говорить. — Я уставился на Аннику. — Я не остановлюсь, пока вся твоя семья не будет разрушена, как когда-то был разрушен я.

— Я же просила тебя не заставлять меня выбирать. — Говорит она ломким голосом, доставая из-под толстовки пистолет и направляя его на меня.

Все ее тело дрожит, кроме руки, которая держит оружие.

— Анни. — Реми подходит к ней. — Брось это.

— Анника, блядь, уходи. — Бормочет Джереми с укором в голосе. Ее взгляд не отрывается от моего.

— Отпусти его.

— Нет.

— Я отличный стрелок. Я говорила тебе, что не промахиваюсь, помнишь?

— Да.

— Тогда отпусти моего брата.

Она приказывает мне, но плачет и задыхается.

— Нет.

Это желание смерти, думаю я. На мгновение мысли типа «я должен был умереть вместе с матерью» вторгаются в мой разум.

Какой смысл жить, если я слишком привязан к прошлому?

Какой смысл жить, если я разрываю на куски единственного человека, который помог мне почувствовать себя живым?

Даже если я каким-то образом преодолею жгучую ярость и положу этому конец, я никогда больше не буду с ней.

Это конец.

Я разворачиваюсь и бью Джереми по руке.

В воздухе раздается выстрел, сопровождаемый не менее громким всхлипом.

Звук, который я никогда не забуду, пока живу.

Звук, который будет преследовать меня до самой могилы.

Боль взрывается в моей груди, и улыбка кривит мои губы, когда я качаюсь и падаю к земле.

Она сказала, что не промахнется, и она это имела в виду.

Но я не падаю на землю. Вместо этого меня обнимает Лэндон.

Он смотрит на меня своими бездушными глазами, и это чертовски грустно, что он тот, кого я вижу последним.

Это мог быть хотя бы Илай.

Но, думаю, таким, как я, выбирать не приходится.

— Крей! Ты меня слышишь?

Я хватаю его за воротник и, используя последние вдохи в своих легких, задыхаюсь.

— Скажи... маме и... папе... что мне очень жаль...

Последнее, что я вижу, это размытые голубовато-серые глаза, а последнее, что слышу, как мой сделанный на заказ Мрачный Жнец зовет меня по имени. Но меня уже нет.

Ярость утихает, и я закрываю глаза. Наконец-то... все закончилось.

Глава 29

Анника

Нет.

Нет. Просто нет.

Это, наверное, кошмар. Если я проснусь, то снова окажусь там, где была два дня назад. В продуктовом магазине, держа Крейтона за руку и разговаривая обо всем и ни о чем.

На этот раз я не позволю Джереми найти нас, а если он найдет, я не уйду с ним. Я возьму Крейтона за руку и останусь.

Я возьму его с собой и убегу.

Тогда все будет хорошо. Все вернется на круги своя, и я не окажусь в ловушке этого кошмара.

Странно, какие мысли проносятся в голове, когда все остальное отменяется. Когда вокруг белый шум, мрачная тишина и красный цвет.

Много красного.

Кроваво-красного.

Красного. Красного. Красного.

Я не знаю, как я оказалась на коленях. Я не иду к тому месту, где он упал. Ползу по неровной поверхности с нескоординированной скоростью раненого животного.

Мое зрение слепо к окружающим нас людям, а уши глухи к крикам и хаотичному шуму.

Единственный звук, который я слышу, — это протяжное жужжание, а единственное, что я вижу, — это он и красный цвет.

Он весь красный.

Из-за моего пистолета. Из-за пистолета, который я не должна была брать с собой, когда узнала, что Джереми в опасности. Из-за пистолета, который я должна была держать в машине, а не прятать под толстовкой.

Мое тело перекатывается, а может, это комната кружится в неправильном ритме. Может быть, мои молитвы будут услышаны, и я проснусь от этого кошмара.

А теперь, пожалуйста.

Кто-нибудь, разбудите меня.

Вместо того, чтобы открыть глаза, я погружаю руки в красное, темное и липкое и не там, где должно быть. Оно должно быть внутри него, а не снаружи. Как сквозь туман, я поднимаю руку, чтобы посмотреть на кровь, которая покрывает мои пальцы, а затем на тело, которое она оставила.

Кто-то, Лэндон, прижимает обе руки к ране на спине Крея, где из него вытекает еще больше жизненной энергии.

Она продолжает вытекать, образуя лужу под его телом. Лицо Крейтона бледно, лишено эмоций, глаза закрыты, отчего его ресницы трепещут на щеках.

Его массивное телосложение неподвижно, безжизненно.

Он... совсем не похож на Крейтона, которого я знаю.

Люди могут считать его мрачным, слишком молчаливым или холодным, но именно он тот, кто заставил меня почувствовать себя живой.

Тот, кто изменил все.

И я забрала его.

Все.

Все.

Кажется, меня сейчас вырвет.

В тот момент, когда тошнота забивает мне горло, сильная рука тянет меня за руку.

На мгновение я думаю, что это тот самый сигнал к пробуждению, о котором я молилась.

Может быть, это Крей, который называет меня соней, хотя сам намного хуже, и удивляет меня свиданием.

Может, он снова посмотрит со мной «Гордость и предубеждение», назовет меня безнадежным романтиком, а потом трахнет меня.

Может, у Тигра будет сеанс подглядывания, и он будет иррационально ревновать по этому поводу.

Так что я позволяю этому случиться. Закрыв глаза, я списала всю эту сцену на ужасный кошмар.

Кошмар всех кошмаров.

Я жду, когда исчезнет ком, забивший мое горло. Я жду, когда утихнет дрожь в конечностях и исчезнет липкость в пальцах.

Становится хуже.

Просачивается глубже.

Еще больше сдавливает горло.

Когда я открываю глаза, меня толкают в сторону машины, свежие слезы текут по моим щекам, когда я мельком вижу Джереми.

Его брови нахмурены, когда он изучает круговую подъездную дорожку Элиты.

— Нет, — бормочу я, сжимая голову окровавленными руками. — Нет, нет, нет, нет... кошмар, кошмар, это всего лишь кошмар...

— Аннушка... перестань бороться со мной и садись в машину.

И тут я понимаю, что извивалась, боролась и дергалась, мешая брату затолкать меня на пассажирское сиденье.

Я останавливаюсь, отнимаю руки от висков и тону в красном. Все красное.

Кроваво-красный.

Его красный.

— Аннушка...

Я смотрю на своего брата и порез на его плече через мое затуманенное зрение.

— Скажи мне, что это кошмар. Скажи, что ты не настоящий, Джер. Это... это только в моей голове. Я не... Я не... не стреляла в него.

— Ты стреляла, и нам нужно убираться отсюда, пока они отвлеклись.