Твой маленький монстр - Яна Лари
— Хватит сиять, она всё равно тебя не видит, — скептически одёргиваю Владлена, едва тот убирает мобильный обратно. — По тебе большая сцена плачет.
— Это всё в прошлом, — отмахивается он и его торжествующий, пьяный взгляд сбивает меня с толку. — Я скоро стану папой!
— Как папой?! Кто — ты? — образ Владлена с крохотным подобием себя на руках, хоть убейся, не вписывается в моё представление об естественном устройстве вселенной.
— Как-как? Ну, примерно как у тебя с этим чокнутым сейчас чуть не случилось, — раздражённо закатывает он глаза. — Что за вопросы, в самом деле? Не маленькая давно. Или, думаешь, мне семьи не хочется? Так знай — хочется! И не только из-за бабок, хотя они тоже важны. Я теперь за Нину глотку перегрызу. Любому.
Ого, вот это его понесло. Я такого пыла за ним даже перед мольбертом никогда не наблюдала. А художество, до недавних пор, было дядиной единственной страстью. Надо же, как резко поменялись его приоритеты и самое главное — он действительно не прикидывается.
— Беги к семье, папаша, — слабо улыбнувшись, поворачиваюсь к двери, чтобы уйти к себе, выпить лошадиную дозу снотворного и уснуть, стерев все до единой мысли.
— Карина, если подумать… Забудь всё, что я тебе раньше говорил. Иногда нужно слушать своё сердце.
Иногда проще его вырвать.
Пока бьются наши сердца
Я безумно благодарна Эду за его железную выдержку и сильные руки. Не каждый мужчина способен продолжать невозмутимо улыбаться, в то время как в его бицепс вцепился… аллигатор. Краем глаза вижу свои мертвенно-белые пальцы, увенчанные нарощенными ногтями стилетами, которые безжалостно впиваются в его кожу, скрытую под тёмно-синей тканью смокинга. Ему, должно быть, больно. В порыве милосердия, пытаюсь ослабить хватку, но онемевшая от напряжения рука попросту не реагирует.
Мы напоминаем фигурки, застывшие всем на потеху на свадебном торте — такие же идеальные и равнодушные к происходящему.
— Уважаемые невеста и жених! Сегодня — самое прекрасное и незабываемое событие в вашей жизни. Создание семьи — это начало доброго союза двух любящих сердец…
Регистратор, зычным голосом продолжает говорить что-то о великом долге, о будущем наших детей и с каждым сказанным ею словом нездоровая бесчувственность, сковавшая меня с самого утра, начинает расходиться трещинами, как пересохшая глазурь.
Первым делом отмирает тело, напоминая о себе слабостью в ногах и мелкой дрожью в кончиках пальцев. Я снова пытаюсь разжать их, но, пошатнувшись без опоры, хватаюсь за руку Эда с прежней силой. Узкий лиф свадебного платья не даёт нормально вдохнуть, а те небольшие порции воздуха, что попадают в лёгкие, кажутся вязкими и горячими как кисель. И каждое промолвленное стоящей перед нами женщиной слово звонко отскакивает от стен, нависая над головой леденящей неизбежностью.
— На пороге новой жизни в присутствии родных, близких и друзей я обязана спросить — является ли ваше решение стать супругами искренним, добровольным и взаимным?
Я встречаю пристальный взгляд Владлена, обнимающего одной рукой свою Ниночку; хмурый — отца; тревожный — Илоны. Родители Эда смотрят изумлённо, даже с некоторым раздражением. И мне вдруг становится понятно — причина такого внимания я сама.
Дрожу, озираясь по сторонам как загнанный кролик. Правое плечо покалывает от близости Рината, он, как положено свидетелю, стоит на полшага позади. Я кожей чувствую жар его напряжённого дыхания.
— Эдуард, согласны ли вы взять в жёны Карину. Быть с ней и в горе и в радости, богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока бьются ваши сердца?
Климов слегка медлит, что кажется мне таким же естественным, как его неуверенный взгляд, мечущийся по моему лицу. Это ведь так похоже на глупый, совершенно несмешной сон. Кто-то вчера ночью переборщил с таблетками, только и всего.
— Да, согласен, — ответ Эда звучит настолько тихо, что вызывает понимающие улыбки со стороны присутствующих.
— Переволновался, — шепчет стоящему со скучающим видом дедушке, его мать.
— Карина, согласны ли вы взять в мужья Эдуарда? Быть с ним и в горе и в радости, богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока бьются ваши сердца?
Сейчас я проснусь, самое время. Ну же…
Прикосновение к локтю бьёт слабым током по коже, и я улыбаюсь, столько тепла вызывает во мне близость Рината. Повисшая пауза становится неприличной. Многозначительно прокашлявшись, женщина повторяет вопрос, отчего рука сводного брата сжимается настойчивее, переходя далеко за черту лёгкого дискомфорта. Не удивлюсь, если вскоре услышу как трещит кость, но боль отрезвляет. На меня со всей ясностью обрушивается чудовищность совершаемой ошибки.
— Не делай этого, — отрывисто шепчет Ринат, перебивая мой ответ. Я усмехаюсь, вдруг вспомнив старую картинку, на которой бес точно так же что-то нашептывал отчаявшейся деве, сбивая её с истинного пути. Меня же сбивать с пути бессмысленно. Я давным-давно свернула не в ту сторону.
— Свидетель, что вы себе позволяете?! — сердито шипит порядком уставшая от нашей возни регистратор.
— Нет! — выкрикиваем мы с Ринатом одновременно. Его пальцы, соскользнув вниз по руке, крепко сплетаются с моими, обжигая пульс подлинным счастьем, таким светлым и чистым, что уголки глаз начинает покалывать от солёной влаги.
— Нет, я не согласна, — качаю головой, отступая на шаг, затем поворачиваюсь к своему несостоявшемуся супругу. — Эд прости. Я не могу…
— Чего-о-о?! — Лариса, перехватив зажатые в руках розы на манер бейсбольной биты, угрожающе надвигается в мою сторону. — Что ещё за кренделя такие? Как носом чуяла — эта вертихвостка просто обязана была отколоть что-нибудь эдакое!
— Лариса, прекрати, мы же интеллигентные люди… — невнятные увещевания супруга действуют на неё не более чем лёгкий сквознячок. Зато приободряется доселе скучающий Зарубин, активно распаляя ярость своей импульсивной дочери скрипучим брюзжанием.
Я кидаю встревоженный взгляд на Эда в надежде, что тот усмирит свою мать, пока она не отхлестала меня цветами прямо в здании городского ЗАГСа, но от Климова-младшего сейчас толку — ноль. Он отстранённо улыбается, будто в этот самый момент постиг дзен.
— Умничка моя, сделала всё как надо, — лёгкий как дуновение ветра поцелуй сводного брата укрощает взметнувшуюся внутри панику, и я со спокойным сердцем отпускаю его руку, позволяя закрыть себя широкой спиной. Он смелый и сильный, он знает что нужно делать. За ним как за каменной стеной — ничего не страшно. А Ринат с неизменным почтением, но при этом твёрдо обращается непосредственно к моему потерявшему дар речи отцу. — Прошу меня простить, я вынужден её у вас похитить.
— Ринат?! — Илона,
