Отец моего врага - Сандра Бушар
Мужчина открыл рот, но тут же поморщился. Я отстранилась и увидела, как он схватился за горло.
— Болит, да? — ректор кивнул, а уже спустя минуту у него во рту была лечебная пастилка. — Лучше?
Прохор Германович кивнул, наконец осматриваясь вокруг. Он удивленно оценил ванную воды и свой костюм:
— Что произошло?
Глава 18
Голос его хрипел, как стоны грешников из ада. Я накрыла его губы рукой, а тот поймал мою кисть и мягко поцеловал каждый палец.
— Вы заснули под открытым окном, разгромили комнату! — взорвалась я, ректор морщился от каждого слова.
— Не помню, — он отвел взгляд, прикрывая глаза рукой. — Последний раз так напивался в восемнадцать…
Не удержавшись, я как можно спокойнее спросила:
— А та бутылка у кровати? — ректор бросил на меня непонимающий взгляд. — Ну, вы неплохо приложились к ней прошлой ночью и… Скажем, потом были не в себе.
Прохор Германович собирался произнести пламенную речь, но горло опять подвело. Я просила его молчать, он все же с трудом прохрипел:
— Я открыл бутылку неаккуратно. Решил, что не судьба и оставил у кровати… — он замер, а мои глаза распахнулись от удивления. Мужчина задумчиво похлопал себя по подбородку, пока вдруг ошалело не воскликнул: — Неужели ты решила, что мои слова были из-за алкоголя!
— Молчите, прошу! — застонала теперь уже, потому как с каждым словом голос ректора становился все тише и тише. Растирая его ладони, я смотрела в пол и быстро тараторила: — Вы извинились потом, Прохор Германович. Обычно так делают, когда взболтнут лишнего по пьяни или… Сделают.
— ЧТО?! — воскликнул он так громко, как мог. — Оля, я вышел из ванной и хотел заниматься с тобой любовью всю ночь! Но ты рыдала с закрытыми глазами, и я решил, что просто воспользовался тобой и ты жалеешь. Или что сделал тебе больно… Мой мозг всю ночь разрывался — что не так! За это я и извинился.
— Мне, — хмыкнув носом, я заглянула в заплывшие голубые глаза, — не было больно…
Даже в ванной стоял холод, вода же казалась в сравнении — кипятком. Ректор явно заболел, и его связки махали нам ладонью, но… Черт! Этот взгляд, эта уставшая полуулыбка, это мягкое сжимание моей руки… Все это сделало «здесь и сейчас» самым лучшим моментом моей жизни, прошибающим насквозь.
Ни одна печка в мире не накаляла атмосферу так, как это делали искры между нами!
— Оля, я хочу уточнить еще раз, — я знала, что это будут его последние слова. Потому как каждое последующее становилось тише предыдущего. — Я ценю тебя. Каждый твой день рядом со мной стал смыслом просыпаться по утрам. Я не уверен, что в моей прежней жизни есть теперь хоть какой-то смысл... И, знаешь, я тебя…
Дверь с таким грохотом открылась, что, я думала, ракета в дом попала. Подпрыгнув на месте, я увидела, как в комнату влетает запыхавшийся красный Александр, а с ним четверо мужчин в белых костюмах, громко переговаривающиеся на португальском.
— Я все организовал, — шепнул мне довольный Александр, утягивая прочь из ванны. Прохор Германович пытался что-то сказать, но окончательно потерял голос. — Давай дадим профессионалам поработать, ладно?
Комично, но именно в эту ночь администрация внезапно «нашла» нам новый свободный номер. Более того: в качестве извинения — королевский люкс. Прохор Германович недовольно фыркнул, осматривая одну комнату за другой. Я заметила, какие именно предметы интерьера вызвали его повышенное внимание, и, когда ректор лежал под капельницей, я навела «порядок». Точнее, убрала все «лишнее» с глаз долой, а из сердца вон.
«Это ты все устроила?» — написал он мне в сообщении, потому как врач строго-настрого запретил мужчине разговаривать.
— А кто еще? Все для вас! — приободряющее улыбнувшись, я постелила мягкий плед на диван, чтобы мужчине было удобнее сидеть. Тот недовольно поджал губы и нервно напечатал: «Я не умираю, Оля! И вполне могу позаботиться не только о себе, но и о тебе!» Всовывая ему в руку теплое молоком с медом по бабушкиному рецепту, я согласно закивала: — Конечно, конечно, Прохор Германович! Вы бульончик-то чего не едите? Между прочим, сама делала! Видели бы вы глаза шеф-повара ресторана, когда я у него слезно просила печку в личное пользование на полчасика и кастрюльку в номер…
Ректор начал смеяться, но тут же закашлялся. Я нервно вскочила, готовая бежать за водой, но тот схватил меня за руку. Что-то поспешно напечатав, он серьезно заглянул мне в глаза. Сообщение пришло спустя мгновение: «Спасибо. Мне еще никто не варил суп».
— Я еще… — заправив прядь за ухо, я сглотнула ком и отвернулась к телефону, не выдержав выжидающего взгляда мужчины. — Много чего могу и… — сотовый снова завибрировав, второе сообщение от ректора гласило: «И хватит мне «выкать», уже смешно. Наедине можешь называть меня по имени». От шока у меня мозги по комнате рассыпались, а перед глазами потемнело. Мужчина ждал реакции, а единственное, что удалось сообразить с перепугу, — ничего. Вспоминая формальное обращение, я на полном серьезе поинтересовалась: — Я же не знаю, как вас вообще зовут?
Тот снова расхохотался вперемешку с кашлем и написал: «На работе — Прохор Германович, а дома — Андрей… Обожаю тебя, Персик!»
Сгорая от стыда, я пыталась придумать хоть какое-то оправдание своей тупости. Как говорится, лучшая защита — это нападение. Так что, встав на ноги, я принялась мерять шагами гостиную:
— Вы знаете, я вас пару часов назад из снега откапывала! Скажите спасибо, что меня бригада скорой помощи с собой не прихватила… В дурдом!
«Ты!» — поправил меня тот, намеренно отдельным сообщением, акцентируя внимание. «Кому спасибо сказать? Готов хоть сейчас! Тебе буду
