Руки прочь, профессор - Джина Шэй
Чего я совсем не ожидаю, так это того, что руки Юла так сильно стиснутся вокруг меня, что затрещат ребра. Я ожидаю какой-то реакции, слов, объяснений, но вместо этого получаю только клятву.
– Тебя больше никто и пальцем не тронет, слышишь?
– Слышу, слышу, – тоном зайца из известного мультика откликаюсь я, – все слышу. И что ты просьбу мою не пообещал выполнить, тоже слышу.
– Эй, а расписку тебе под подпись дать не надо? – Юл ловит кончик моего хвоста на спине и чуть дергает за него, дурачась.
– Давай, – феерично наглею, – и когда ты будешь забываться, я буду тебе расписочку под нос пихать.
27. Откровенное и неприятное
Как бы я ни хотела… Как бы я ни цеплялась и старалась фокусироваться на происходящем…
Воскресенье заканчивается.
Проходит бесследно, оставляя в памяти только стопку мелких ярких моментов, как фотографии мгновенной проявки, яркие, красочные и такие же бесценные.
На одной из этих несуществующих фоток – огромное блюдо сладких пирожков. Я их лепила и пекла под руководством Снежки – ей ужасно хотелось доказать Юлу, что из неё учитель не хуже.
На другой фотке – разлетающиеся вдребезги бутылки на заднем дворе Вознесенских. Мужчинам очень уж хотелось спустить пар, и они вытащили ружья и ящик пустых еще ни о чем не подозревающих сосудов для вина. И мне тоже дали подержать. И пострелять. Правда…
Конечно, это для Ройха был такой удачный момент, чтобы постоять рядом, и под предлогом мастер-класса по стрельбе – меня потискать. И… молодец он, что не упустил возможность. Сама не знаю, как я, вся ватная от его близости, от горячего дыхания у самого уха умудрилась нормально на спусковой крючок нажать.
Но…
Это было…
И кончилось.
И вот пожалуйста, я уже обнимаюсь со Снежкой, а она щедро целует меня в обе щеки.
– Записала мой телефон? Молодец. Звони мне обязательно. Даже если ты прозреешь и бросишь этого озабоченного типа – все равно звони.
Вижу, как за плечом жены насмешливо покачивает головой Максим. В отличие от Снежки – он знает, где я работаю, это я успела понять по паре очень скользящих оговорок.
Скажет? Или нет?
Хочу ли я знать, какое мнение будет обо мне у Снежки, когда она узнает, что на её кухне начиняла кружочки из теста грушей с камамбером стритизерша из дешевой забегаловки?
Совсем не та, кто годится в подруги жене крутого адвоката.
Вот так и получается, что я её ввела в заблуждение. Снежка – романтичная фея, к которой не липнет грязь, считает меня стоящим человеком. Но я ума не приложу, как могла бы ей признаться. Не было для этого ни подходящей ситуации, ни безопасной формы.
Интересно, а как героиня Джулии Робертс в Красотке потом общалась с женами друзей своего мужа? И сколько вообще протянул их брак, если она все время себя чувствовала не дотягивающей?
– Катя, – слышу оклик Юла и выбрасываю из головы весь лишний хлам. У меня впереди – обратный путь в Москву. И все это время, пока я не вылезу из его машины у общаги, Юлий Владимирович Ройх будет для меня Юлом. На этом действительно стоит сосредоточиться!
В машине я первым делом лезу к его магнитоле. Вытягиваю его флешку, втыкаю свою, все-таки откопанную в недрах сумки.
– Это что еще за борзота? – Юл ловит меня за руку и щиплет за запястье. – Тебе кто разрешал музыку ставить?
– А что, нельзя? – наивно хлопаю ресницами, изображая из себя неискушенную девочку. – Совсем-совсем нельзя? А если я скажу, ну пожалуйста, Ю-у-ул.
– Ну все-все, – он встряхивает головой смеясь, – ставь свою Бритни Спирс или что там у тебя? Надеюсь, не полный комплект песен диснеевских принцесс?
– Отпусти-и-и-и и забудь… – дурачась напеваю, на что Юл закатывает глаза и зажимает барабанную перепонку ближайшего ко мне уха.
– Катюша, – терпеливым тоном проповедника произносит он, – тебе никто не говорил, что пение не твоя сильная сторона?
– Да, танцевать я точно умею лучше, – фыркаю и с удовольствием замечаю, как на лице моего собеседника проступает такое вкусное чувство согласия.
– Это однозначно, – произносит он вполголоса и машет в окно подошедшему Максиму, – да уезжаем мы, уезжаем!
– Ну и хорошо, – смеется в ответ Вознесенский, – потому что еще пару дней – и кровать в гостевой точно менять придется.
– Далась ему эта кровать, – ворчит Юл и разворачивается назад, чтобы аккуратно вывести машину из уже открытых ворот.
– Может, она ему от дедушки досталась. И он не хочет её потерять.
Юл бросает на меня короткий веселый взгляд.
– Тогда почему он поставил её в гостевой спальне, а не в своей?
– Понимал, что сам ухайдокает гораздо быстрее?
Он буквально давится смехом. Короткий задавленный приступ, ну точно, мы еще смутно помним, что по роли – строгий злющий профессор, а не вот этот обаятельный, щедрый на тепло и смех мужчина.
Смотрю на него, и где-то в груди, что-то тревожно щемит.
Потому что…
Давно уже не было так хорошо.
Давно уже я не могла просто так взять и забить на реальность и уехать из города, выключить телефон и не включать его больше суток. Потому что я…
– И почему мне кажется, что ты сейчас отчаянно не хочешь задавать вопрос, что мы будем делать дальше?
Юл огорошивает меня этим вопросом внезапно, будто на лету подрезая подметки моим мыслям. И я, будто пойманная с поличным, утыкаюсь в свои колени, комкая пальцами подол еще одной конфискованной Ройховской футболки. Правда на этот раз я смогла отбрехаться, что это все ради роскошного принта – одной из последних ролей старины Киану, в которой он был роскошен и брутален.
Мне почти влетело за комментарий о той брутальности…
– Ох, холера, – Юл цокает языком, не отвлекаясь от дороги, – ты не стеснялась воевать со мной полтора года, а один простенький вопрос о перспективе наших отношений задать тебе неловко?
– А они у нас есть? Отношения?
Боже, боже, боже! Ну вот зачем ты меня дернул за язык? Можно подумать, мне прям очень хочется услышать два волшебных слова: “Разумеется, нет!”
