Помню тебя наизусть - Маргарита Дюжева
Ну, что за наглец!
— Хорошо. Подумаю.
— Я записал, — он порывисто поднялся и, не понятно как, я снова оказалась под ним, — не дергайся. Ухожу.
— Вали!
Макс проворно скатился с кровати:
— И тебе, Яночка, хорошей ночи… Надеюсь уснешь.
Когда горячая ладонь нагло легла на мою коленку, я подскочила, как ужаленная:
— Ершов Ты…
Невесомое прикосновение губ, выбивает из легких весь воздух. Макс замирает так на пару секунд, а потом разворачивается и уходит, забирая с собой мой кислород, мои мысли, часть меня самой.
Я судорожно поправляю сбившуюся кверху пижаму, падаю на подушку и осторожно трогаю свои губы. Их все еще калит от мимолетного поцелуя.
Я ведь обещала ему подумать просто так? Чтобы от него отделаться? Я же не собираюсь всерьез размышлять на эту тему?
Глава 18
Накануне первого матча, всю школьную команду сняли с занятий и отдали на растерзание тренеру. Поэтому на уроках его парта пустовала, как и место Меньшова, и еще нескольких парней из класса. Я по привычке продолжала украдкой оглядываться, но каждый раз, натыкаясь взглядом на пустоту, испытывала колючее разочарование.
Мне хотелось его видеть. Хоть мельком, несмотря на то что я так ничего и не решила относительно его предложения. От одной мысли о том, что он хочет со мной встречаться шла кругом голова, и легкие напрочь отказывались нормально работать. И улыбаться хотелось. И танцевать. И даже немножечко петь, что странно, учитывая тот факт, что голос у меня напрочь отсутствовал, впрочем, как и слух.
С другой стороны, было страшно. Это же Ершов. Мерзавец, который ворвался в мой размеренный мирок и по щелчку пальцев все там перетряхнул, перекрутил, вывернул наизнанку. Я сомневалась, что ему можно верить. Вдруг играет? Вдруг все это очередная попытка подставить бестолковую доверчивую Белку? Если так, то это очень жестоко. Очень.
Вечером дома мы тоже не пересеклись. Он вернулся относительно рано, часов в семь, но тут же ушел к себе, чтобы хорошенько выспаться перед игрой.
И снова неуместный приступ разочарования. Оказывается, я ждала, что он снова без спросу ввалится в мою комнату. Вот что у меня в голове происходит? Кто-нибудь может объяснить?
Я никогда не любила ходить на соревнования, потому что для меня это слишком эмоционально, слишком нервно. Я из тех болельщиков, которые половину матча закрывают ладонями лицо и сквозь пальцы следят за игрой, жмурясь в самый ответственный момент. Мне все время кажется, что если я буду смотреть, то непременно что-то случиться.
Но пропустить игру я все же не смогла.
В первом матче наши сошлись с двадцать девятой школой. Первые полчаса будто примеривались к противнику, оценивали, на что он способен, а потом понеслось. Мяч за мячом, приносили нашей команде все больше очков. Противники были явно слабее. Парни у них какие-то вялые, неповоротливые, не то, что наши. У нас не просто команда, а волчья стая, прущая напролом.
Я совру, если скажу, что любовалась их игрой. Конечно нет. Я смотрела исключительно на Ершова.
Мне еще не доводилось видеть, его в деле, и теперь я откровенно млела, наблюдая за ним. Взгляд, словно привязанный метался за Максом по полю, жадно ловил каждый жест, каждое движение, наполненное дикой энергией.
Как он играл. Мммм. Быстрый, резкий, сильный. У меня даже колени от восторга затряслись.
А за 5 минут до финального свистка, когда разрыв между командами был такой, что уже ничего не нагнать, не исправить, случилось это.
Очередной пас. У мяча практически одновременно оказываются Макс с Денисом. Я будто в замедленной съемке вижу, как Меньшов грубо подсекает моего «братца», попутно задевая плечом и бежит дальше с мячом, а Макс на полном ходу валится на пол. Причем неудачно валится — когда поднимается, мы все видим, как по лицу бежит кровь.
Мне дурно настолько, что все проваливается в туман. Свисток, возмущенные вопли на трибунах, крики тренера. Все это по-боку. Я вижу только Ершова, который морщится, прижимая ладонь ко лбу.
— Не заливай мне пол кровью. В медпункт живо! — командует тренер, и я срываюсь со своего места, будто эта команда предназначалась мне.
Проталкиваюсь сквозь ряды зрителей, выскакиваю из зала и несусь к раздевалкам, как раз успевая на выходе перехватить Ершова.
— Макс!
Пока я бегу, кажется, что он едва держится на ногах, почти при смерти, но стоит подойти ближе, как становится очевидно, что все прекрасно у него с ногами. Он бодрый, но злой, как черт.
Я робею, сбавляю ход и настороженно приближаюсь, с ужасом глядя, на пятна крови.
— Ты…ты как? — дрожащими пальцами нащупываю в сумке пачку салфеток и протягиваю ему, — Держи.
Он молча ее забирает, достает сразу несколько штук, прикладывает к лицу, а я едва стою на ногах, крутит так, что зуб на зуб не попадает. А еще, кажется, я собираюсь зареветь. Приходится закусывать губы, чтобы сдержать жалкий всхлип, рвущийся наружу.
— Белка, ты чего? Из-за меня что ли переживаешь? — спрашивает Макс, подозрительно вглядываясь в мою несчастную физиономию.
— Что? Нет! — да какого черта я отпираюсь! — Да! Конечно, переживаю! Ты же весь в крови! Вдруг перелом, сотрясение? Черепно-мозговая травма?
Я причитаю, как старая курица наседка, а он внезапно смеется.
— Что смешного? Тебе надо в травмпункт. На рентген. Или в больницу, — я лезу за телефоном, готовая поднять на ноги МЧС, полицию, скорую, да хоть военно-морской флот, но он перехватывает мою руку:
— Расслабься, Ян. Все в порядке. Просто небольшая производственная травма. В спорте такое часто бывает.
— У тебя идет кровь!
— Ну так радуйся, что я раненый, — нагло усмехается он, — а то б я тебя сейчас утащил в укромный уголок, и плевать на то, что обещал дать подумать.
Похоже, с ним действительно все
