Мой сводный американец - Мэри Ройс
Единственное, что мне остается — сдохнуть. И это полностью моя заслуга.
Проклятье! Я безумно хочу напоследок увидеть ее волшебные глаза, но одновременно понимаю, что это нереально. Не смогу я посмотреть в любимые малахиты. Боюсь, что стоит мелкой взглянуть на меня, и они померкнут навсегда. А я не допущу этого!
Выход один.
Поэтому наплевав на слова медсестры, я ухожу прочь.
Ни один врач мне не поможет. Это не лечится. Ни одна таблетка в мире не спасет от той боли, что разрывает меня на куски.
Мелкими шагами, держась за стену, направляюсь в сторону выхода.
— Куда же вы? — слышу, как в тумане.
Не обращая внимания, следую дальше выбранному маршруту. Мне нужно исчезнуть. Сейчас же.
Впрочем, переступить порог больницы у меня не получается, потому что прямо передо мной возникает отец.
— Где моя девочка? — восклицает Наталья, шокировано прикрывая рот, и тут же проскальзывает мимо.
А я продолжаю стоять. Смотрю на родителя пустым взглядом, словно он прозрачное стекло. Пыль в глазах. Я просто устал. Устал ненавидеть всех. Может, стоит, наконец, посмотреть на себя? Я ненависти заслуживаю не меньше.
Отец хватает меня за плечи, встряхивает, что-то говорит, постепенно повышая тон. Только вот я ничего не слышу. И ничего не чувствую. Я в руках человека, который и создал весь этот хаос.
Все как в замедленной съемке. Картины до тошноты медленно сменяются перед глазами, но мозг отказывается воспринимать происходящее, а потом мне и не требуется ничего понимать.
Погружаюсь в липкую темноту. Я свободен.
Неожиданно я ощущаю, как прогибается матрас под чьим-то весом, а уже в следующую секунду в глаза бьют яркие лучи солнца. Пытаюсь приподняться, но со стоном падаю обратно. Проклятье. Тело будто пропустили через мясорубку. Ломит каждая кость. Медленно облизываю пересохшие и потрескавшиеся губы.
Наконец, сфокусировав зрение, вижу перед собой измученные лица обоих родителей.
— Доброе утро. — Ласковый голос Натальи заставляет меня прикрыть глаза. Они вернулись.
Женщина склоняется надо мной и аккуратно поправляет мои спутанные кудри, отчего дыхание в момент перехватывает. Через боль я отдергиваю голову и убираю руку Натальи.
— Не надо, — сипло вырывается из пересохшего рта. Начинаю задыхаться, когда в памяти всплывает калейдоскоп прошедших событий. Я не заслуживаю ласки этой женщины. — Мия… что с ней?
Страшась услышать ответ, я стискиваю простынь в кулаках.
— Она еще спит. Не волнуйся, ее жизни больше ничего не угрожает. — Женщина запинается, прежде чем продолжить с опаской в голосе: — Томми, скажи… ты помнишь, что произошло?
— Я бы хотел побыть один.
— Наташ, оставь нас, дорогая, — вмешивается суровый голос отца. — Я поговорю с ним.
— Хорошо.
Слышу шаги, а потом звук захлопывающейся двери, прожигая все это время взглядом точку в стене.
— Том, — отец присаживается и накрывает шероховатой ладонью мой крепко сжатый кулак, — посмотри на меня. — В носу начинает покалывать, и воздух уже царапает ноздри, но я хватаю его как умалишенный. — Я не был выдающимся родителем, но старался. Томас, я честно старался. — Он тяжело вздыхает. — Я не хотел, чтобы на тебе как-то отразились наши проблемы в отношениях с твоей мамой, поэтому никогда не затрагивал эту тему. Ты остался с ней в Америке, там у вас имелись все условия для хорошей жизни. Я не пытался отобрать тебя у нее, хотя мне очень этого хотелось. Я не смог остаться с ней друзьями. Твоя мать… она предала меня, сынок. Ушла к другому мужчине, оставив меня ни с чем.
Услышанное, мягко говоря, шокирует, и я поворачиваюсь, чтобы с недоумением уставиться на родителя.
— Что ты имеешь в виду?
— Томми, за все, что я сейчас имею, следует благодарить Наталью. Это ее бизнес. Конечно, сейчас им руковожу я, но если бы не моя вторая жена, меня бы, наверное, здесь не было. Бухал бы в подворотне с бомжами, — грустно усмехается отец. — Я не бросал твою маму. Просто пытался выжить в болоте свалившихся на меня проблем. Клара завела любовника, а потом они провернули аферу, вычеркнув меня из документов, будто к фирме я не имею никакого отношения. А я, дурак, и не замечал, что творится у меня под носом, безоговорочно доверяя своей жене.
— Если это правда, почему тогда я все детство провел в нищете? — цежу сквозь крепко сжатые зубы.
Не хочу ему верить! Да, мать плохо обращалась со мной, но я во всем винил его. Наверное, мне так было проще.
— Потому что она переписала фирму на своего любовника, а когда этот мерзавец получил ее, точно так же избавился и от твоей матери, вышвырнув ее не только из бизнеса, но и из своей постели. Деньги, что я пересылал в дальнейшем, вряд ли доходили до тебя в полной мере. Поэтому со временем я планировал забрать тебя в Россию. А потом случилось непоправимое… Сынок она не родная нам, но это неправильно, понимаешь? Я не мог допустить твоей связи с дочерью Натальи. Я поступил подло, воспользовавшись на тот момент удачным стечением обстоятельств. Мия потеряла память и я решил…
— Решил соврать? Выставить меня извращенцем? Заставить ненавидеть Мию? Убить нашего ребенка? Что ты решил, отец? — срываюсь на крик, не в силах сдерживать ярость, что породило его признание.
— Сынок, прошу, успокойся! Я никого не убивал! От сильного удара о воду Мия потеряла плод, произошла отслойка плаценты. У нее случился выкидыш. Несчастный случай. Да, я скрыл эту информацию, хорошо заплатив врачам за молчание. Просто испугался реакции Натальи. Если бы вся правда выплыла наружу, она могла бы уничтожить нас. А я ведь безумно люблю эту женщину и не готов потерять ее.
Я вновь отворачиваюсь, потому что не могу выдержать взгляда, полного боли и отчаяния. Отец раскаивается? Только вот нужно ли мне это? Не нужно. Уже ничего не исправить. Я тоже был не готов терять Мию.
— Это все равно не оправдывает твоего поступка, — сокрушенно выдаю
