Анна Берсенева - Глашенька
– Глашенька, что?! – Он пытался отнять от лица ее руки, заглянуть ей в глаза. – Что случилось, скажи!
– Я… я всю твою жизнь… разрушила!.. Все придумывала – так должно быть, этак не должно, выстроила что-то… выдуманное! Как могла от тебя уйти, где мое сердце было?! Себя обманывала – кого винить? А ты… один был… И мама твоя… тогда умерла… Один!.. Книжная девочка!.. Дура, эгоистка!
Последних своих слов она уже не слышала. Лазарь обхватил ее за плечи и сжал так, что из нее едва душа вон не вылетела.
В глазах у нее потемнело. Она чуть не задохнулась. Может, это на нее только и подействовало. По-хорошему, он пощечину должен был ей дать, чтобы привести в чувство. Но не смог, наверное.
Лазарь разжал руки. Глаша отдышалась. В глазах у нее просветлело. Она хотела что-то сказать ему, извиниться за дурацкую истерику – и не успела.
Странный, страшный звук вырвался у него из груди – стон страшный. Он подхватил ее на руки – ей показалось, что она ударится сейчас головой о потолок. Но он только перенес ее – не перенес, а, кажется, просто перебросил – на кровать.
На нем были какие-то бесформенные черные штаны. Он не разделся, а только расстегнул их и сразу же упал на нее, вдавил в кровать. Она еле успела ноги под ним раздвинуть. Ей больно должно было стать, так обрушилось на нее все его огромное, тяжелое тело. Но не боль почувствовала она в эту минуту – не боль!
Пронзительное, сильное желание взорвало ее изнутри, мгновенно иссушило губы, жаром залило щеки.
Если бы Лазарь, разрывая на ней одежду, насквозь ее собою пропорол, даже этого было бы ей мало, потому что желание ее было ненасытимо, неутолимо, неутоляемо!.. Как будто не он, а она годы была отрезана от мира, от жизни, от возможности утолить эту тягу. Да что там, оба они были отрезаны от этого, оторваны. Друг от друга оторваны – разве мало? И обоих сотрясала теперь одна и та же сила – входила в них страстью, из них выходила криком.
И оба они замерли наконец, сплетаясь, содрогаясь – молча, потому что уже и крика им не хватало.
Глава 10
– Ну, разденься теперь.
– Да. Прости. Совсем я что-то… Человеческий облик потерял.
– Не потерял. Но разденься. Или не хочешь?
– Хочу, милая.
– А я тебя сама раздену. Можно?
– Можно.
Да, все его черты стали жестче, резче – не только лица, но и тела. Глаша раздевала его и сразу же целовала открывающиеся ей плечи, руки, ноги… Он вздрагивал под ее поцелуями, дыхание его сбивалось. Когда она прикоснулась губами к его животу, Лазарь удержал ее.
– Подожди, – сказал он. – Подожди, подожди. Дай на тебя посмотреть. А то снова меня снесет, тебя и разглядеть не успею.
Глаша засмеялась. Очень смешно он объяснил, что с ним было и что может быть снова.
Она перестала целовать его живот и села с ним рядом. Он лежал перед нею, такой большой, такой прекрасный. Голое его тело казалось ей ослепительным. Она даже глаза прикрыла на секунду, но тут же открыла снова: жалко было не видеть его, хоть бы и секунду.
– Ну так смотри, – сказала Глаша. – Вот я.
– Ну так разденься, – потребовал он.
– А так неинтересно?
– Всяк интересно.
Не дожидаясь, пока она разденется, он сам стал раздевать ее – все снимал, что разорвать не успел. Когда Глаша чувствовала, что его руки прикасаются не к одежде ее, а прямо к телу, то ей хотелось, чтобы они к ее телу примерзли. Но это было невозможно: обоим было жарко, какое уж тут примерзнуть!
Наконец они оба от всего лишнего избавились – одежда лежала на полу.
Глаша легла рядом с Лазарем, положила голову ему на плечо. Он согнул руку, коснулся ее волос. Они полежали минуту молча, слушая друг друга. Они много говорили друг другу вот так, без слов.
– Я ведь думал, мертвый уже, – сказал он.
– Ну что ты!..
– Думал, Глашенька, думал. Уверен был.
– Прости меня.
– А ты всякие глупости брось. Что ты себе выдумала? Жизнь мою она разрушила… Глаша! – Лазарь порывисто сел. Волнение его было таким сильным, что она испугалась. Но он не заметил ее испуга. – Глаша! – повторил он. – Я ведь, когда ты ушла… Как я себя возненавидел, если б ты знала! Всего себя как есть увидел, всю свою жизнь. Что ж я делаю? – подумал. Что со своей жизнью сотворил? Про твою мне подумать было страшно, но и со своей, со своей?! От нерешительности, от страха, может, да что теперь разбираться, поздно теперь!
– Ты – нерешительный? Лазарь, да что же ты говоришь! – воскликнула она.
– Что есть, то и говорю. Дело поставить, врага в бараний рог согнуть – не та это решимость! А вот та, чтобы жизнь свою повернуть, как сердце просит… Ее-то мне природа и не отплеснула. И зря я себе оправданий искал. Время прошло – кончились оправдания. Я все сыном прикрывался, а сын вырос, и я ему стал не нужен. Раздражаю только – учись, учись, талант свой в землю не зарывай! А он плевать на меня хотел, и чего я лезу ему указывать, когда сам свою душу в дерьмо превратил? Он же это чувствует, видит, и правильно, что ему на меня плевать, ничего я другого и не заслуживаю, и что знать он меня не хочет, тоже правильно!
– Он хочет, – робко вставила Глаша.
Лазарь не услышал. Он был взволнован так, что и себя не слышал, наверное. Она никогда его таким не видела.
– Вот, Глаша, тебе интересно будет, – сказал он. Она увидела, что он старается говорить спокойнее, хоть не сбивчиво бы, что ли. – Мама однажды к урокам готовилась и стихи мне прочитала. Она любила, чтобы я рядом сидел, когда она к литературе готовится, – всегда мне что-нибудь зачитывала и спрашивала, понятно это или нет. И вот читает она мне из Тютчева: «Счастлив тот, кто точку Архимеда сумел найти в себе самом». Я – не сумел. В этом все и дело. А вовне ее искать бессмысленно – нет ее там. Если в себе не найдешь точку опоры, то и мир не перевернешь. И что ты меня бросила, и что счастье мне заказано – правильно. Не сумел!
Глаша взяла его руки в свои. Несколько секунд она чувствовала, что руки его дрожат. Потом они стали успокаиваться в ее руках. Дрожь унялась.
– Ну вот, – сказала она. – Вот так и посиди, и подумай. Это все неправда, что ты сказал.
– Это не я сказал. – Он опустил голову ей на руки. Снова поднял, взглянул на нее. Улыбнулся. – Это Тютчев.
– Тютчев сказал, что ты счастливый, – убежденно сказала Глаша.
– Разве?
– Точно. В тебе точек разных – как в Млечном Пути звезд. То есть астероидов. Да! – Она представила Млечный Путь, и ей это очень понравилось. – Ты и есть Млечный Путь. Очень в тебе всего много. Нужна тебе точка опоры? Она в тебе есть. Прислушаешься, присмотришься – и сам почувствуешь, и найдешь.
