Инесса Клюшина - Работа над ошибками (СИ)
И тут я поняла, что в жизни не попрошу у Стаса помощи.
Я же кто ему? Да никто, так, девочка для смеха. Он еще обхохочется надо мной, скажет, что сама виновата, раз такая дура! Или скажет, переспишь со мной, вот тогда-а…
Как бы сказали мои дети, «не качает». В смысле, не согласна. То есть на отношения согласна, но просто так заниматься сексом, раз-два и разошлись — нет. Каким бы привлекательным Стас мне не казался.
Сама справлюсь, безо всякой помощи. Что я, газовый баллончик в магазине не куплю? Или не найду с кем проконсультироваться или даже нанять своей охраной? Плакали мои сбережения на отпуск, но жизнь и здоровье дороже.
Чай давно вскипел, беру чашку и смотрю на свои руки. Они дрожат.
Как же больно, Отче. Я всегда хотела сеять доброе и вечное. Искренне верила, что родилась на свет для того, чтобы мир сделать лучше…
Оказалось, это как бой. Ты каждый день встаешь на битву.
Но могла ли я подумать, что однажды битва за доброе и вечное может стать последней?
Уже не хочется предпринимать ничего. Устала. Устала от равнодушия, неустроенности своей жизни, бесполезности всяческих попыток что-либо наладить. Кажется, только двадцать минут назад, рядом с Робертом в чайном клубе, я была абсолютно счастлива…
Может, уволиться?
Маловерная. Что, Вероника, думала, все в мире так легко? Мечтала сделать его лучше — получите и испытания в нагрузку. А кто говорил, что все будет, как ты хочешь? Никто.
Вот и ноги в руки. Думай, как защитить Аню.
Анька. Боже мой, что придумать?
У Маринки я уже не была такой категоричной в отношении Стаса.
— Ты, Вероника, точно дура, и Стас твой прав. Думаешь, если это все действительно так плохо, как говорит твоя девочка, эти люди будут шуточки шутить с тобой? Тут в полицию надо идти. Не знаю, куда при таких случаях обращаются, но можно спросить…
— Марин, у меня нет доказательств. Какие доказательства? Слова школьницы, которая сама трясется, как осиновый листок? Наблюдение из окна ее подружки? Что я предъявлю, что?
— Не обязательно предъявлять что-то.
— Кому ты это говоришь…
— Пора давно вскрыть этот нарыв! Объяви в школе, что тебе угрожают! Расскажи всем о Лене!
— И подставь под удар Аню? Лена вычислит ее в два счета, у нас под лестницей больше так никто не любит сидеть. А еще — представь, что я скажу такое! Это должны быть не голословные обвинения! Чем я подтвержу? Только нарвусь на скандал…
— Стас подтвердит.
— Нет, — качаю головой, — здесь даже не в этом дело. Ее нужно за руку поймать, и прилюдно, при свидетелях… Иначе мне родители не поверят. Скажут, что я оговорила их дочь, и дело на меня заведут, с легкостью в суд вызовут. Они же работают в этой сфере, пойми!
— Да плевать! Иди и выиграй этот спор. Пусть там дочь свою осмотрят, я не знаю…
— Марин, зато я знаю, о чем говорю. Если бы родители не были очарованы своей любимой доченькой, я бы, наверное, что-то и предприняла. Но здесь бессильна. Все на словах, а слова можно легко опровергнуть. Будто не знаешь.
— Но так оставлять дело… — Марина осуждающе смотрит на меня.
Я не видела ее еще с лета, с нашего похода. Вот так и встречаемся, вечно в делах и работе.
Колька подрос и сейчас играет под столом в машинки, издавая звуки «р-р-р», а Маринка в цветастом халатике, но с шикарными наращенными ногтями, варит борщ и готовит тушеную картошку с мясом.
У меня тоже так могло быть, думаю внезапно, и к черту школу и пресловутое служение детям. Были уже тут одни народники, походили в девятнадцатом веке в люди. Что, много им счастья досталось?
Совсем упаднические мысли. Думала, давно избавилась от таких.
— Как у тебя здесь хорошо, спокойно, — вздыхаю я.
— Так иди в декрет, — улыбается Маринка и помешивает борщ.
— Думаешь, все так просто?
— Нет, но без своей школы ты точно стала бы счастливее. Семья…
— Вот именно. Семья. Ее пока не наблюдается, — промолчим про Марка и Роберта.
— А Стас?
— В смысле — Стас? — несколько теряюсь я.
— У вас с ним ничего, что ли?
— Да. Играем в шахматы потихоньку.
— Ну что, стал он гроссмейстером? — Марина откровенно издевается.
— Пока нет, но талант есть…
— Вероника, я тебя о другом спрашиваю!
— И о чем же? — да все понимаю, если начистоту.
— Я думала, что при долгом общении с мужчиной наедине обычно должно…
— У меня необычно все, забыла?
Марина отходит от плиты, глядит на ползающего под столом Кольку. Тот увлеченно катает машинку и не желает нас замечать.
— Помочь? Что придумать? — сочувственно спрашивает Марина.
— Марин, я тебя умоляю. Там любовница одна потянет на миллион.
Марина прячет глаза. Она не несет мне всякую чушь про большую любовь очередной золушки, за что я ей очень обязана. Вновь отходит к плите, помешивает борщ и картошку, хотя все это делала минуту назад. Оборачивается и изрекает с надеждой:
— Ну, может, эта любовница и не очень…
И все-таки мы верим в сказки.
— Ей чуть больше двадцати. Модель с совершенным телом, смуглая. Длинные русые волосы и глаза обалденного голубого оттенка.
— Может, линзы? — Марина не теряет надежды.
— Да какая разница, линзы или нет, — как же она этим разговором душу травит, не описать. Жить без надежд иногда легче, чем мучить себя блуждающими огоньками. Куда они заведут?
— Вероника, ты в корне не права. Мужчинам не всегда нужны красивые женщины…
— Этот из тех, кому всегда нужны. Марин, давай не будем о Стасе, иначе я расплачусь.
— Все так грустно?
— Нет. Все по Божьей воле.
— О-о, с этой волей далеко пойдешь, — на губах Марины снисходительная улыбка. Сколько я таких повидала!
Ни капельки не обижаюсь на Маринку: не хлебнувшим горечи не понятен вкус чужого страдания. Насколько помню, у нее все всегда было прекрасно. Пусть не так феерично поначалу, как у меня, с яхтами и дорогими бутиками, зато ровно и предсказуемо, с красивой свадьбой и ребенком. И живут они не в шикарной квартире, и машина не самая дорогая, но в этом доме мужа встречает любящая жена и Колька…
— Все равно не верю, что Стас к тебе ничего не чувствует. Ни разу не обнимал?
— Целует в щечку, — стараюсь не покраснеть от явной лжи, и это мне удается, — сейчас о Стасе давай не говорить. Ломаю голову, как Аню уберечь. И себя тоже.
— Как-как? Стаса проси. Он же военный!
— А чем это мне поможет?
— Чем? Он же высокий, сильный? Настоящий боец! Испугает тех, кто захочет напасть…
— Должен же быть другой выход, — смотрю на Марину умоляющими глазами, но та непреклонна.
