Энн Стюарт - Блаженство греха
Она, как и следовало ожидать, оправилась от шока и неуклюже села на смятых белых простынях.
— То есть никто не услышит, если ты убьешь меня.
Он на короткий миг устало прикрыл глаза.
— Мне уже начинают надоедать твои бесконечные обвинения. Честно говоря, бывают минуты, когда мне ничего так не хочется, как свернуть тебе шею. Ты действуешь мне на нервы, понимаешь? У тебя замашки параноика, ты не понимаешь юмора и до смерти занудна.
— Это не причина, чтобы убивать меня.
— Вот именно. Как ни странно, но я не убиваю людей, даже тех, которые меня раздражают. Обычно я даже не сплю с ними, но ты, похоже, стала исключением.
— Почему люди умирают от рака? — спросила она внезапно, как будто боялась его ответа.
Он заморгал, на секунду сбитый с толку.
— Откуда, черт возьми, мне знать? Спроси у врача, спроси у Альфреда, только не у меня. Полагаю, это сочетание генов, окружающей среды и бог знает чего еще. А что? Боишься, что у тебя будет то же, что было у твоей матери?
Она посмотрела на него, как на какого-нибудь двухголового мутанта.
— Я имею в виду, почему так много людей умирает здесь, в центре?
Он замер.
— О чем, черт побери, ты толкуешь?
— Почему у приезжающих сюда здоровых, богатых людей так часто диагностируют рак, и они умирают, оставляя все свои деньги «Фонду»?
— Просто так случается, — бросил он.
— Ты в этом участвуешь?
— В чем?
— Уотерстоун и Кэтрин исполняют твои приказы? Это твоя идея — убеждать людей, что они умирают, гробить их наркотиками, облучением и ненужными операциями, пока они не умрут? Это ты убил мою мать? — Она сорвалась на крик, глаза опасно блеснули.
Но в эту минуту на ее глаза ему было глубоко наплевать.
— Ты такая же ненормальная, как и Бобби Рей Шатни, — решительно заявил Люк.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Бобби Рей — самый настоящий псих, маньяк, одержимый жаждой убийства. Он зарезал свою семью, когда ему было тринадцать, уверяя, что исполнял приказ Сатаны. Закончил он, насколько мне известно, тем, что пил их кровь. Его судили как подростка, и четыре года назад, восемнадцатилетним, он вышел с хорошей характеристикой. С тех пор здесь, и Альфред держит его на транквилизаторах, поэтому парень не представляет ни для кого опасности. По крайней мере, раньше не представлял.
— Это он рассказал мне о смертях.
— И ты ему поверила?
— Да. И сейчас верю.
Черт возьми, он и сам начинал верить. Не так уж это все невероятно. Список людей, которые быстро умирали от неизлечимых форм рака, постоянно увеличивался. И он сам согласился с тем, что Альфред должен помогать им в конце, облегчать предсмертные страдания.
— Вот дьявол, — пробормотал он осипшим, упавшим голосом и отвернулся. Перед глазами встали лица ушедших, тех, кого он держал за руку, когда смерть забирала их, тех, кто ушел из жизни из-за его алчности.
Он поклялся, что больше никогда никого не убьет. Разлагающийся труп Джексона преследовал его в кошмарах. А теперь на его совести бесчисленные загубленные души.
Рэчел поднялась, неуверенно шагнула к нему. Он почувствовал, что она стоит сзади, и с трудом удержался, чтобы не отмахнуться.
— Ты не знал? — сочувственно спросила она. Сочувственно, подумать только.
Люк потянулся к дверной панели и начал нажимать кнопки.
— Уходи отсюда. Быстро.
Она накрыла ладонью его пальцы.
— Они собираются убить тебя. Я подслушала разговор Кэтрин и Альфреда, когда была в подсобке. Они боятся, что ты оставишь центр, а им нужен мученик.
Он повернулся лицом к ней, прислонился к тяжелой двери. Она выглядела другой. Встревоженной. И уже не такой уверенной в себе.
— Ну, тебя ведь такой вариант должен устроить. Разве ты не хочешь моей смерти?
— Нет!
— Нет? — передразнил он, надвигаясь на нее. — Значит, не такая уж ты и кровожадная, когда доходит дела? И ты уже не хочешь видеть мою голову на пике? Или просто боишься, что твоя голова окажется рядом с моей?
— Плевать мне на тебя.
— Ну, разумеется. — Он медленно шел к ней, она пятилась от него. — Тебе плевать на все и всех. Тогда зачем ты вернулась? Почему так смотришь на меня?
— Как — так?
— Как будто хочешь, чтобы я уложил тебя на эту вот кровать и поиграл языком у тебя между ног.
— Не хочу!
Он мрачно усмехнулся.
— Это хорошо, моя милая, потому что я не собираюсь этого делать. Теперь твоя очередь. Ты будешь соблазнять меня, ты будешь сверху, а я посмотрю, как ты попрыгаешь.
Рэчел уставилась на него.
— Хочешь убежать или хочешь того, за чем пришла?
Она даже не взглянула на дверь у него за спиной.
— Секс для тебя игра, не так ли? Грязная, извращенная игра за власть и победу?
— Нет, — отозвался Люк низким, глубоким голосом, отдаваясь волне поднимающегося желания. — Все гораздо проще. Это удовольствие. Это пот, оргазм и тела, трущиеся друг о друга; это томление и тянущая боль глубоко внутри, а в конце ощущение полного слияния. Это любовь и некая тайная радость, которую ты только начинаешь постигать. Ты единственная, кто смотрит на это как на сражение. Ты единственная, кто считает это извращением.
Рэчел воззрилась на него, как зачарованная.
— Любовь? — повторила она, безошибочно выбрав именно то слово, которого он и ждал. — При чем тут любовь?
— Ложись на кровать, и я покажу тебе.
Было бы слишком — надеяться, что она подчинится. Она просто стояла у изножья кровати, и он подошел к ней и начал расстегивать дурацкие завязки. Ему хотелось содрать ее с нее, но ткань была крепкой, а делать ей больно он не желал. Она не остановила, просто смотрела на него мрачным взглядом.
Он стащил тунику с плеч, дав ей упасть на пол. Приятное открытее. Ребра не выпирали так резко, и груди стали полнее. Уж не беременна ли? Нет, вряд ли. Разве что сегодня…
— Ты поправилась. Должно быть, неплохо питалась. — Люк просунул руки под резинку штанов и спустил их вниз. Он делал это и раньше, когда она была без сознания и лежала как жертвенная девственница в общей комнате. Снотворное сделало ее отзывчивой, податливой, и наслаждение, которое он получил от ее тела, преследовало его с тех пор. Пока она наконец не оказалась под ним в старом фургоне — царапающая ему спину и плачущая от удовольствия и печали.
— Я не беременна, — отозвалась она дрожащим голосом.
— Я и не думал. — Он не дотронулся до ее тела, как бы ему этого ни хотелось, но обхватил ладонями и приподнял ее лицо. — Я хочу сделать тебе ребенка.
Глаза ее на миг опустились, затем поднялись.
