Барбара Сэмюел - Музыка ночи

— Без сомнения.

Элли подскочила и от избытка чувств поцеловала Лэни в седую голову.

— Мне надо идти. Большое спасибо!

Она любила наблюдать за ним спящим, когда спадали все маски и уходила опасность, открывая истинное лицо человека. Но такой шанс выпадал ей редко, так свободно смотреть на него беззащитного. Он остерегался этого.

Сейчас он крепко спал, вытянувшись, как кот, в луче солнечного света. «Как черный кот, — сказал бы он, — пантера». Он бы потягивался, и изгибался, и урчал, как кот, ей на ухо, и по-кошачьи покусывал бы ее за шею.

Но слово «черный» к нему не подходило. Даже его волосы не были по-настоящему черными, скорее темно-коричневыми, но в такие моменты, как этот, каждый его крохотный завиток ловил золотой луч солнца и возвращал назад, миру. Его голова, казалось, светилась от этого. Или ее окружал золотой ореол, как на средневековых картинах.

Его ресницы и брови… Она оперлась подбородком о руку и задумалась. Он стеснялся своих ресниц. Они были такими длинными, что опускались на щеки, словно опахала, делая его спящее лицо похожим на лицо ребенка. Обычно говорят, что спящий мужчина похож на ребенка, но в этом случае это было именно так из-за его очень длинных темных ресниц. Вот они, наверное, действительно были черными.

Но не его кожа. Самая гладкая из всех, что она когда-либо видела, почти совсем безволосая, — руки, ноги, грудь и подбородок — и нигде ни малейшего изъяна, ни шрама. Но ни одна женщина, с самым крошечным умишком, никогда не засомневалась бы в его мужественности. Все части его тела были длинными и изящными, без малейшей мягкой складки, только гладкие, созданные для труда мышцы рук, спины и бедер.

Иногда она гадала, полюбила бы его, если бы он выглядел по-другому, но было невозможно представить его в другом теле, с другим лицом. Она сгорала от желания заниматься с ним любовью, с этим телом, потому что оно принадлежало ему. Смотреть на него доставляло ей наслаждение, потому что он был красив, но еще и потому, что это лицо и это тело были вместилищем его сердца, его души. Она потянулась и обхватила его щиколотку, чтобы почувствовать его.

Это, должно быть, разбудило его, потому что он протянул сильную изящную руку и положил ей на голову.

— Иди сюда, детка, — сказал он. — Я тебя обниму.

Она с радостью придвинулась, оказавшись в кольце его рук, и положила голову ему на плечо. Он поцеловал ее в макушку и, прижавшись щекой к ее волосам, снова заснул.

Глава 17

Элли долго выбирала, что надеть — трудно было подыскать что-нибудь чистое и не мятое. Надо будет на днях заняться большой стиркой. Единственное, что осталось, — это синий ситцевый костюм без рукавов, который никогда ей особенно не нравился, но он хорошо на ней сидел и с пиджаком смотрелся вполне прилично.

Однако сегодня было слишком жарко для пиджака, и она ограничилась тем, что натерла руки кремом от загара, впервые заметив, что почти не загорела. Что касается волос, то она, поколебавшись, оставила узел на макушке.

Подъезжая к клубу Хопкинса, она подумала, что все ее сомнения — результат нервозности. Что там будут за посетители поздним утром? И работает ли сейчас Док? Она притормозила. Наверное, надо было вначале позвонить. «Успокойся, Коннор, — ехидно сказала она самой себе. — В чем дело? Самое плохое, что может произойти, — самое-самое — это то, что Дока там не окажется или он не захочет говорить о Мейбл».

Но в глубине души Элли должна была признаться, что опасалась идти одна в негритянский клуб в городе, который не очень хорошо знает. Одно из неписаных правил культурной жизни Америки — человек должен быть приглашен в загородный клуб, или на ужин в городское общество, или в любое другое место, где собираются в основном представители другой этнической группы. Зайти без приглашения означало наткнуться на один-два ледяных взгляда.

Ладно. Она вздохнула. Абсолютно понятная причина для волнения, но это не может ее остановить. Добравшись до парковки у клуба, она уже готова была кинуться в бой. Чтобы написать биографию Мейбл, ей необходимо получить ответы на все вопросы.

На стоянке было еще три машины. Не так уж страшно. Перед тем как выйти, она осмотрела местность сквозь ветровое стекло, пытаясь увидеть все глазами Мейбл. Последний раз, когда Элли была здесь, ее настолько отвлекало присутствие Блю, что все остальное не произвело никакого впечатления. Даже сейчас, вспоминая, как он флиртовал с ней в ту ночь, она улыбнулась. Все начиналось как раз здесь. И блюзы кружили в зале, связывая их вместе.

«Займись делом, Коннор!» Она со вздохом взяла сумочку, блокнот и вышла из машины, снова остановилась, позволив воображению отметить какие-то детали. Стояла влажная жара, под ее ногами похрустывал гравий. Слышались пение птиц и шум ветра. Она попыталась примерить на себя личность Мейбл, увидеть все глазами певицы.

Мейбл надела бы шелковое платье или ацетатное, из тех, что требуют глажки каждые три секунды. Никаких чулок. Босоножки на высоком каблуке — ей нравилась шикарная обувь, подчеркивавшая красоту ее щиколоток. Элли ощутила, как напряжение покидает ее и походка становится более естественной.

Дуб, склонившийся над крышей и отбрасывающий тень на двери, луг с густой травой наверняка были здесь и тогда. С луга хорошо утоптанная тропинка вела в лес. Мейбл должна была знать, куда она ведет. Элли вошла в тень и каким-то внутренним зрением увидела, что Персика застрелили как раз здесь. В паре шагов от двери. Кто-то, кого он знал, подошел к нему и выстрелил ему прямо в сердце. Элли закрыла глаза и попыталась ощутить флюиды ярости, но почувствовала только дуновение ветра, который распушил ее волосы и бросил пряди ей в лицо. Из клуба донеслись звуки музыки.

Закинув сумочку на плечо, она отворила дверь с решимостью профессионала в поисках правды. И ослепла после яркого солнца. Она услышала, как сзади захлопнулась дверь, и застыла на месте, часто моргая, чтобы восстановить зрение. Звучала песня Джонни Лэнга «Солги мне» — не очень-то хороший знак, — и где-то в отдалении кто-то позвякивал стаканами. Элли заметила красный свет над музыкальным автоматом и яркие лампочки вокруг бара. Она пошла к свету и сейчас же споткнулась о стул. — Черт!

— Больно?

Элли потерла ногу.

— Маркус?

Он рассмеялся так весело, что это разозлило ее.

— Держись, девчонка. Мы тебя спасем.

— Я в порядке, — ответила она и выпрямилась.

Ее глаза наконец привыкли к темноте. Док стоял за стойкой бара, опершись ладонями, и, по мере того как она приближалась, его лицо становилось все более замкнутым. Маркус сидел перед ним на табурете с чашкой кофе. «По крайней мере он представляет островок дружелюбия», — подумала Элли и совершенно ясно поняла, что здесь ею будут манипулировать.