Элизабет Лоуэлл - Незабудка
Важно, чтобы она вела себя во время завтрака так, как будто ничего не произошло, и тогда день, лениво вступающий сейчас в окрестностях озера в свои права, сложится удачно. Ни одного неверного шага, движения, взгляда. Все должно быть в полном порядке. — Проверь, пожалуйста, на кухне ящик с дровами, ладно? Я не хочу носиться как ошпаренная, если вдруг погаснет огонь.
Голос Аланы звучал спокойно, даже немного вяло. Улыбка, которую она подарила Бобу, точно соответствовала голосу.
— Почему ты не разрешаешь мне приготовить завтрак? — спросил Боб, обеспокоенно наморщив лоб. — Ты иди присядь и…
— Я присяду попозже, — перебила она, — когда ты с клиентами пойдешь удить рыбу. Я знаю прекрасное местечко. Трава, солнечный свет и прекрасный обзор осиновых листьев.
У Аланы перехватило горло, стоило ей вспомнить, как считали они с Рафом осиновые листья: он лежал тихо, сцепив руки под головой, улыбаясь и испытывая боль при каждом ее прикосновении.
Раф.
Она закрыла глаза и заставила себя немного успокоиться.
— Заготовь, пожалуйста, дров, милый братишка. Я не собираюсь проводить целый день на кухне.
Боб, немного поколебавшись, прошел к двери черного хода. Несколько минут спустя рассветную тишину нарушили отчетливые резкие звуки десятифунтового колуна, дробившего на лучины заготовленные дрова.
Стараясь ни о чем не думать, Алана сновала по кухне, тщательно сосредоточившись на процессе приготовления пищи и сервировки стола. Стоило мыслям изменить направление и вновь вернуться к Рафу, как она безжалостно отбрасывала их прочь.
Сначала ей предстояло справиться с завтраком. Когда все будут спокойно заняты рыбной ловлей, когда она останется наедине со своей неустойчивой памятью, тогда она будет думать о Рафе.
Мысли о нем дадут ей смелость совершить то, что она задумала. В какое-то мгновение паника охватила Алану.
Один из предметов столового серебра выскользнул из ее рук и со звоном упал на стол. Дрожащими руками она подняла вилку и положила ее на место. Сервировку стола она закончила как раз в тот момент, когда вошла Джанис.
— Доброе утро, — приветливо поздоровалась та.
— Доброе утро. Кофе готов.
— Звучит божественно. Раф встал?
— Да. Я налью тебе немного кофе. — Алана поспешно отвернулась, избегая внимательного взгляда другой женщины. Бывший психиатр была сейчас особенно восприимчива к спокойствию Аланы.
— Это Раф рубит дрова? — спросила Джанис, на шаг приблизившись к Алане.
Тут же нахлынули воспоминания, едва не разрушившие ее самообладания, перед глазами возникла четкая картина четырехлетней давности: Раф колдует над грудой дров. Длинные ноги широко расставлены, он обнажен до пояса, мощные мышцы спины ритмично собираются в пучок, затем расслабляются, он работает топором под июльским солнцем, рубит дрова для плиты. Она видела его так четко, а жар и саму жизнь, исходящие от него, ощущала так ясно, что, казалось, могла дотронуться до него рукой. Сильное желание, словно молнией, пронзило Алану, страсть, любовь и утрата буквально разрывали ее на части, вдруг она почувствовала, что жизнь вытекает из нее.
— Нет, — прошептала Алана.
В отчаянии оттолкнула она воспоминания. Если она будет думать о Рафе прямо сейчас, то тронется умом еще больше.
Не дожидаясь, пока Джанис задаст еще вопросы, Алана ответила:
— Сегодня жребий пал на Боба. Он рубит дрова утром.
Несмотря на усилия женщины сохранить спокойствие в голосе, Джанис внимательно посмотрела на нее.
— Ты выглядишь несколько возбужденной, — заметила она. — Ты хорошо себя чувствуешь?
— Прекрасно. Просто прекрасно.
Алана налила кофе. Рука тряслась, но не настолько, чтобы пролить обжигающую жидкость.
— Устала, вот и все, — произнесла она. — Высота, сама понимаешь. Я не привыкла к ней. И еще холодные ночи. О Боже, до чего холодные ночи на Разбитой Горе.
«А я все болтаю», — молча посетовала Алана, сдерживая свои мысли. И свой язык.
Она передала Джанис ее кофе.
— Завтрак будет готов минут через двадцать, — пообещала Алана.
Джанис взяла чашку и задумчиво потягивала кофе, наблюдая за слишком быстрыми, почти хаотичными движениями Аланы.
— Мне показалось, я слышала, как кто-то поехал на лошади сегодня рано утром, — произнесла Джакис. — Еще до рассвета.
— Должно быть, это Раф, — нарочито небрежно отозвалась Алана.
Она сосредоточенно укладывала толстые куски бекона на огромную старую печную сковороду. Жир шипел, едва коснувшись сухой чугунной поверхности.
— Раф уехал? — удивленно спросила Джанис.
— Он должен проверить что-то на ранчо. Вернется позже.
«Когда на горе рак свистнет, — подумала Алана, вспомнив боль Рафа и его гнев. — Он не вернется, пока не уйду я. Я упустила свой шанс. Рафаэль, я не хотела причинить тебе боль. Никогда…»
Рука Аланы дрожала, она едва не задела раскаленную сковороду. Глубоко вздохнула и сосредоточилась на единственной мысли: как пережить завтрак.
Все по порядку. Сейчас, на данный момент, это означало поджарить бекон, при этом не обжечься из-за собственной глупости.
Позже она будет думать о том, что Раф оставил ее, о его боли, о том, что ей надо сделать, о воспоминаниях. Позже. Не сейчас.
— Надеюсь, все любят яичницу-болтушку, — сказала Алана.
Она подошла к холодильнику и открыла дверцу. Свет не зажегся. Раф забыл запустить генератор. Она вытащила миску со свежими яйцами, затем направилась к черному ходу и позвала Боба:
— Ты знаешь, как запустить генератор?
— Можешь не сомневаться. — Боб указал колуном, который держал в руках, на кучу расщепленных дров. — Сколько тебе нужно?
Алана вспомнила предыдущую ночь, когда обнаружила, что ящик для дров в гостиной почти пуст.
— Чтобы хватило и для камина, — ответила она. — Сегодня вечером тебе захочется хорошего огня.
— Что значит — мне захочется? — удивился Боб, едва взглянув на Алану через плечо. — А тебе разве не захочется хорошего огня сегодня вечером? «Меня не будет здесь сегодня вечером». Но слова не были высказаны вслух, они существовали лишь в мыслях Аланы.
— Уж не означает ли это, что я должна рубить дрова сама? — парировала она, голос звучал грубо.
— Просто дразню тебя, сестренка, — улыбался Боб. — Ты никогда не могла толком нарубить дров.
Он опять замахнулся колуном, глубоко загнал его в полено, легко расщепил на два небольших куска.
Алана вернулась к плите. Она успокоилась, когда увидела, что Джанис ушла. У этой женщины были слишком внимательные, слишком знающие глаза.
Завтрак стал для Аланы тяжелым испытанием, которое, надеялась она, никогда не повторится. Кусок не лез в горло. Она заставляла себя есть через силу. Если она не позавтракает, Боб будет волноваться и целый день ходить за ней по пятам, как курица за цыпленком.
