Анджела Дрейк - Дитя любви
— Ты слишком много работаешь, — настаивала дочь. — Если так говорит отец, это серьезно. Ведь он у нас законченный трудоголик.
— Да. Но ты должна помнить, что такие требования он предъявляет только себе.
— Кажется, ты язвишь.
— Нет, просто констатирую факт. Папа выдал себе лицензию работать все время, отпущенное ему Богом, и это прекрасно. Но он считает, что простые смертные не должны слишком усердствовать.
— Да, — медленно сказала младшая, — пожалуй, ты права.
Тэра взяла гренок и занялась приготовлением такого же бутерброда, как дочь. Алессандра снова заволновалась. Она не могла припомнить, чтобы мать когда-нибудь критиковала отца.
— И какую же музыкальную пашню ты возделываешь сегодня? — с наигранно беззаботной улыбкой спросила она.
Тэра откусила гренок.
— Никакую, — после короткой паузы ответила она.
— Но папа сказал, что у тебя заполнен весь день!
— Только не работой, — улыбнулась мать. — Мне нужно привести в порядок волосы и пройтись по магазинам.
— Прекрасно. Значит, после этого ты сможешь пообедать со мной и папой. Я расскажу вам свою испанскую драму.
Тэра с гримасой положила гренок и отодвинула от себя тарелку.
— Тебе нужно что-нибудь съесть, — строго сказала Алессандра. — Набирайся сил для работы.
— Да. Не беспокойся, к обеду я буду в порядке.
— Вот и отлично.
— Но я не смогу пойти с вами на ланч. Мне действительно очень жаль. — Тэра взглянула на дочь и развела руками. — Если бы я знала о твоем приезде, постаралась бы освободиться.
— Знаю, знаю. Я свалилась как снег на голову. Это мне нужно извиняться, — сказала Алессандра, окончательно убедившись, что между родителями пробежала черная кошка.
У нее возникло ужасное подозрение, что Тэра не может пообедать с мужем и дочерью — о Боже, только не это — из-за своего любовника. Майкла Ольшака.
Чертов ублюдок, сказала про себя Алессандра. Она всегда была так уверена в любви родителей друг к другу! Правда, в детстве она временами ревновала, чувствуя, что ее не допускают в круг. А теперь… Неужели круг распался?
— Давай прогуляемся по саду, — живо сказала Тэра, решительно выпив стакан холодного молока. — Пошли, нам обеим не повредит немного свежего воздуха. Вдруг это последнее солнечное утро?
Они брели по росистой лужайке, и Алессандра вдыхала запах теплой влажной земли английского газона. Эта смесь ароматов возродила в ней воспоминания детства.
— Скажи, что тебя гнетет, — без всякого вступления резко сказала Тэра. — Чтобы помочь тебе, я должна знать, о чем идет речь.
Алессандра обняла Тэру за плечи. Она забыла, какая маленькая и изящная у нее мать. Кости у нее были как прутики.
— Я люблю Рафаэля до боли, — тихо сказала Алессандра.
— Вы поссорились?
— И да и нет.
Тэра вздохнула.
— Объясни, пожалуйста.
— Вчера вечером произошла ужасная семейная сцена. Его мать, сестра и Эмилио сцепились друг с другом, но главным образом со мной. Семья Рафаэля ненавидит меня. Считает чужеземной захватчицей. Но я думаю, что дело не во мне, а в деньгах. Во всем виновато это ужасное завещание…
Они шли, наклонив головы; Алессандра рассказывала и объясняла, Тэра внимательно слушала.
Алессандра хотела быть совершенно откровенной, но когда дошла до того, какую роль в ссоре сыграла злополучная фотография, испугалась и оборвала рассказ. Он вышел довольно бессвязным.
— Вам бы следовало разъехаться, — задумчиво сказала Тэра, попав в самую точку. — Совместная жизнь с родственниками может быть адом. Далее если все они ангелы.
— О, это было бы блаженством! — воскликнула Алессандра.
— Разве Рафаэль не может это устроить? Наверняка может.
— Это не так просто. Ты не понимаешь, мама. Для него все иначе. Испанцы такие… не такие, как мы. — Алессандра возражала страстно, но чувствовалось, что она осуждает мужа.
Тэра улыбнулась.
— Как ты его защищаешь! — нежно сказала она.
— Да. Так же, как ты защищаешь папу. — Вернее, защищала, добавила про себя Алессандра.
— А что еще?
— Еще?
— Что еще делает тебя несчастной?
— Разве я несчастна?
— Должно быть. Иначе ты не была бы здесь.
— О Боже, мама! Я забыла, какой ты можешь быть бестактной!
— Считай это женской интуицией и материнским участием. Если не хочешь, не говори.
Алессандра вздохнула.
— Я хочу ребенка. Так сильно, что это превратилось в манию.
— Это его выражение?
— Да. Иногда он даже злится, хотя это совсем на него не похоже.
— Конечно, злится.
— Но почему?
Тэра рассмеялась.
— Ты не думаешь ни о чем, кроме своей неспособности. Считаешь, что только на тебе лежит ответственность, что во всем виновата лишь ты.
— Да.
— Мужчины тоже переживают. Бесплодие страшно уязвляет их самолюбие. Это так же тесно связано с мужским достоинством, как и с женским.
Алессандра во все глаза смотрела на мать. У нее словно камень с души свалился.
— Почему я не подумала об этом? Ты прелесть, мама!
— Можешь считать это моей житейской мудростью. А кроме того, — мягко добавила она, — Рафаэль наверняка говорил тебе, что еще рано впадать в панику. Для таких вещей год не срок.
Алессандре захотелось немедленно вернуться в дом, позвонить Рафаэлю, сказать ему, что все в порядке и что она вылетает ближайшим рейсом.
Она улыбнулась, понимая, что нет причин для страхов, что Рафаэль хоть и далеко, но душевно рядом с ней. Они оба любят и всегда будут частью друг друга. Все как-нибудь образуется.
Но сейчас в ней очень нуждаются родители. По сравнению с их трудностями собственные отходили на второй план.
Алессандра повернулась к Тэре и в порыве любви прижалась к ней щекой.
Легкий ветер пробежал по лужайке, тронул длинные пряди распущенных волос Алессандры и обтянул фигуру Тэры, одетой в легкое свободного покроя платье.
Алессандра с изумлением уставилась на ее живот. На смену смутной тревоге о здоровье матери пришло потрясение, обрушившееся нее подобно лавине. Все встало на свои места.
ГЛАВА 24
— Не смей разговаривать со мной в подобном тоне. Тем более в моей собственной студии! — яростно протестовала Изабелла, когда Рафаэль обрушил на нее слова, которые она никогда не предполагала услышать от сына.
Конечно, она знала, что Рафаэль с детства отличался решительным характером. И когда он превратился в сильного, мужественного испанца, это стало предметом ее гордости. Кроме того, он был человеком безупречной морали, щепетильно честным в делах и справедливым по отношению к рабочим. Он не афишировал свои чувства, но относился к сестре и племяннику с добротой и участием. И всегда обращался с ней любовно и почтительно.
