Кейси Майклз - Ну точно — это любовь
— Теперь ты напрашиваешься на комплименты?
— Нет, — сказал он тихо, вдруг став серьезным. — Я хочу большего. На самом деле… — Джон с трудом верил тому, что собирался сказать. — Я нашел все, что искал, даже то, о чем не подозревал.
Джон подождал, пока она переварит его слова. Она склонила голову набок, прищурилась.
— Я правильно тебя поняла? Потому что если ты не всерьез, то лучше не говори ничего. Я уже большая и прекрасно знала, что делала ночью. Ну, большую часть времени. По правде говоря, несколько раз мне казалось, что сознание покинуло тело. Но ты не обязан что-то говорить.
Он приподнялся на подушках.
— Ты хочешь, чтобы я молчал?
Она закатила глаза. Господи, она действительно закатила глаза.
— Этого я не сказала.
— Значит, ты не против услышать, что ты самая красивая, чудесная, невероятная женщина на свете и я хочу жить с тобой?
На ее лице медленно появлялась улыбка.
— Ты что, пишешь любовный роман? Скажи прямо. Пожалуйста. Я правда хочу, чтобы ты сказал эти слова. Если ты серьезно.
Он открыл было рот, но не смог. Он никогда не говорил этого и сомневался, что скажет. Человек со словарным запасом свыше десяти тысяч слов никак не мог произнести всего лишь три.
Это оказалось трудно.
И вдруг все стало просто. Он почему-то ощутил, что внутри все расцветает, появляется тепло, не имеющее ничего общего с сексом или желанием. Более чистое, глубокое, сильное чувство. Ему было хорошо, голова слегка кружилась. Он чувствовал… уверенность.
Джон вдруг поверил в «жили они долго и счастливо». В божественную чистоту, голубые небеса, детский смех, в долгие прогулки и старение вместе, во всю эту милую чепуху. Циник, который всегда брал верх, произнес: «Ну конечно, ты — Гринч, и сегодня твое сердце стало в три раза больше».
А оптимист, который давно поджидал момент, выскочил с молотком в руках и оставил от циника мокрое место.
— Я люблю тебя, Джейни Престон, — сказал Джон, удивляясь звучности своего голоса. Он расплылся в улыбке, будто деревенщина, и сам это понимал, и ему было все равно. — Черт возьми, женщина, я в тебя влюбился.
Джон и Джейн стояли у своих велосипедов и смотрели, как взлетает вертолет президента.
— Жаль, что я его не увидела. Я не согласна с его политикой, но он президент, и это своего рода исторический визит. — Джейн приложила руку козырьком ко лбу и наблюдала, как огромный вертолет развернулся над океаном и полетел в сторону Филадельфии, где президент произнесет трехчасовую речь в «Индепенденс-холле».
— Это как футбол, дорогая. Если стоишь дальше пятидесяти ярдов, то лучше смотреть его дома, по телевизору.
— Наверное, — ответила она, улыбаясь. Этим утром она много улыбалась. — Ив одиннадцать всегда показывают фильм.
— Точно. Или «Прямой эфир в шесть», если только наш Джим не пустит свой сюжет.
— Думаешь, он появится в пятницу?
Джон кивнул, садясь на велосипед, и они покатили вниз по песчаной дороге, огибающей пляж.
— Ему просто нечем больше заняться. Куда мы едем?
Джейн посмотрела на него через плечо. Он выглядел таким привлекательным. Самый большой велосипед из проката «Конгресс-Холла» казался крошечным по сравнению с ним.
— Я хочу посмотреть Дувоп и классические мотели в стиле Майами-Бич в Уайлдвуде, но это слишком далеко для велосипедной прогулки.
— Ду — что? — Джон остановился на перекрестке рядом с ней. — Что это за штука?
— Попробую вспомнить, как написано в путеводителе. Итак. Дувоп расположен в Уайлдвуде, это памятник поп-культуры и архитектуры пятидесятых.
— Пятидесятых? В пятидесятых была архитектура? Я думал, тогда были только коробки, поставленные на другие коробки…
Джейн посмотрела вперед, увидела знак, который искала, и покатила к тропинке.
— Как много вы знаете, профессор. Комплекс ООН построили в пятидесятых.
— Я пас, — Джон подъехал к ней, поставил ногу на дорожку и потер колено — он постоянно ударялся коленями об руль.
— Фрэнк Ллойд Райт[24] творил в пятидесятых.
— Снова пас, — Джон опустил подпорку велосипеда и отошел от него. — Я люблю камень, кирпич, резное дерево, водосточные трубы и башенки. И плющ.
— Ты живешь в старинном доме?
— Нет, в куче коробок, приставленных к склону горы.
Джейн тоже опустила подпорку, и они пошли по тропинке.
— Почему? Ты же не любишь современную архитектуру.
Он взял ее за руку. Его руки были такие большие, что ей пришлось ухватиться за его безымянный палец, чтобы держаться поудобнее.
— Я не знаю. Там красивый вид. Я люблю такие. Но знаешь что? Я вдруг понял, что у меня совсем мало соседей, и все далеко. Подъезд к дому слишком крутой, и я не могу поставить там баскетбольную корзину. И вообще ни одного ровного места, так что брусья и лесенки тоже отпадают. Нет. Этот дом не подходит. Там останется тетушка Мэрион, если ты не захочешь, чтобы она жила с нами, хотя ты наверняка ее полюбишь. Она тебя точно полюбит.
Джейн посмотрела на него и покачала головой:
— О чем это ты?
Он остановился и положил руки ей на плечи.
— Джейн, я прошу тебя выйти за меня замуж.
— Ой, — она произнесла это очень тихо и почувствовала, как начинают гореть щеки. — Как славно.
— Славно? Черт побери, Джейн, мы же поклялись никогда больше не произносить это слово.
— Да, Джон, — Джейн прижалась к его широкой груди и обняла за талию.
— Да — что? «Да, Джон, мы не будем говорить это слово», или «да, Джон, я выйду за тебя замуж» ?
Ее ухо было как раз напротив его сердца, и она слышала, как оно колотится! Такой большой шерстяной медвежонок.
— Да, Джон, да. Да, я выйду за тебя замуж, — она медленно перевела дух. — Когда-нибудь.
Он отстранился и посмотрел на нее.
— Когда-нибудь? Что это значит?
— Это значит, Джон, что мы знакомы меньше недели. Я люблю тебя, правда люблю…
— Ты сказала это в первый раз. Тогда, в комнате, ты не ответила.
— Ну да. Я хотела ответить и хотела, чтобы ты сказал, и вот говорю сейчас. Но… я подумала, и мне кажется, что мы торопимся. Мы же почти не знаем друг друга. Нам, наверное, нужно… время.
Джон коротко усмехнулся и посмотрел в небо.
— Не могу поверить. Первый раз в жизни я… а женщина отвечает «когда-нибудь»!
— Джон, пожалуйста, не сердись. Ты же знаешь, что я права.
Он посмотрел на нее, открыл рот и закрыл.
— Хорошо, — отрезал он. — Хорошо, ты права. И что мы теперь будем делать? Признаваться начистоту?
Она снова обняла его.
— Нет, глупый. Мы просто два человека, которые хотят узнать друг друга получше. Мы будем… разговаривать. Но не сейчас, ладно? А то получится смешно. Как интервью. Давай пойдем и посмотрим на остатки кораблекрушения.
