Разводные процедуры - Лика Ланц
Но это всё же был тот же самый Марк Громов, мой сосед, немного зануда, очень даже педант. Но в постели он творил чудеса, а я забывалась. Наша страсть смывала всё наносное, ненужное и глупое. Мы раскрывались друг для друга, пели телами общую песню и шли вместе к вершине, которая нам покорилась.
— Я люблю тебя, — сказал он, когда я без сил лежала на его груди. — Выходи за меня замуж, Мила. Чтобы я был не просто другом и вообще не соседом, а твоим законным мужем и, надеюсь, любимым мужчиной.
— Ты самый лучший, Марк, — поцеловала я его в щёку, — и самый любимый. После сына, конечно, — спрятала улыбку на груди. — Но это разная любовь, а поэтому…
— А поэтому мы завтра подаём заявление. Хорошо, что вас уже развели с твоим бывшим мужем. Всё остальное решим вместе: ты, я, Андрей и Катя. И, кстати, мы с мамой нашли тебе работу в очень хорошем месте. Тебе понравится. Я на это надеюсь.
Я взвизгнула и набросилась на Марка с поцелуями. Откуда только силы взялись? Но, оказывается, сил у нас двоих — ого-го сколько! Мы любили друг друга до утра, до серых промозглых сумерек, чтобы потом уснуть счастливыми, в объятиях друг друга.
Глава 51
А потом было счастливое сумасшествие, взбесившиеся гормоны и невозможность утолить жажду и голод друг друга. Тихое тепло в груди. Бесконечные улыбки, прикосновения и молчаливые обещания. И всё это — не напоказ, а очень-очень между нами двумя, но мы светились так, что каждый, кто на нас смотрел, видел этот свет.
Заявление мы подали сразу, на следующий день. Марк себе не изменял: сказал — сделал. Ни шагу назад, если всё уже для себя решил.
— Будешь моей мачехой, — хихикала Катя.
Как-то мы в процессе предновогодней круговерти перешли на «ты».
— А Марк — моим отчимом? — морщил лоб Андрей, пытаясь осознать перемены, которые ждали нас всех.
— А чем ты не доволен? — нападала на него Катя.
В последнее время они больше спорят, но мы зорко следим с Марком, чтобы не дошло до конфронтации. — Папа — самый лучший!
— А я что, спорю? — разводил руками Андрей.
А потом они опять о чём-то шушукались с заговорщицкими мордочками. Строили какие-то свои планы. Мы им с Марком не мешали, хоть и держали руку всё время на пульсе: всё же подростки, сложный возраст. А нам всем предстояло стать одной семьёй.
С мамой я поговорила почти сразу. И уже не пугалась, не путалась в словах, не юлила, не берегла её нежные чувства.
Подумалось вдруг: ведь она не особо старалась меня поддержать. Гнула свою, какую-то ей одной понятную линию.
Нет, родители всегда мне помогали раньше. Может, поэтому её недовольство вызвало во мне дискомфорт и желание оправдаться, что ли. Не расстраивать её. Но, как бы там ни было, я была не права.
— Вот что, — сказала я ей, — это моя жизнь, и только мне её проживать. Не тебе и не отцу. И даже не Филиппу. Нам всем могут нравиться или не нравиться разные вещи. Так получилось, мой брак с Олегом распался. А я всегда считала, что у нас всё хорошо. До тех пор, пока не поймала его с другой женщиной. До тех пор, пока он не начал предъявлять какие-то претензии, что я его подавляю, не вижу в нём мужика и так далее. Марка я люблю. И очень надеюсь, что у нас всё сложится хорошо. Просто не мешайте, не вбивайте между нами клинья. Я в том возрасте, когда не хочу никаких мнений и советов. Если они будут мне нужны, я приду и спрошу. Но в сторонних экспертных выводах я не нуждаюсь. Мне выше крыши хватает бабы Клавы, которая вечно суёт нос, куда не просят.
— Мы тебе не посторонние и нос никуда не суём! — обиделась мама. — И мы не чужие!
— А раз не чужие — просто поддержите меня. Теплом. Любовью. Заботой. Принятием моих личных решений. Я замуж выхожу. За Марка. Он хороший, добрый, человечный, очень правильный. И я надеюсь, что так будет всегда.
Мама только руками развела. Зато папа поддержал во всём и на мать так зыркнул, что та поспешила глаза опустить и больше не возражала, но что самое ценное — больше не фыркала, а только напряжённо приглядывалась за развитием наших с Марком отношений.
Я как бы могла её понять: каждая мать хочет добра своему ребёнку, но часто не учитывает, что её понятие добра может не совпадать с тем, чем живёт и дышит её уже вполне взрослая дочь.
С работой, которую нашли для меня Марк и его мама, Ольга Валентиновна, иначе, как чудом, и назвать нельзя.
— Марк мне рассказывал о твоей проблеме, Милочка, а я не сразу сообразила, как можно помочь. Но у меня было время и где-то там, на подсознании, что-то зудело, тревожило, а потом меня осенило.
У Ольги Валентиновны торжествующе блеснули глаза. Она вообще выглядела очень довольной. И правильно сделал Марк, что не стал мне ничего рассказывать, хоть я и допытывалась очень-очень сильно. Ей это нужнее.
— У Саши, мужа моего, знакомый был. Очень интересный во всех отношениях человек. Даже не знакомый, а пациент поначалу. А позже они приятельствовали. Дмитрий — путешественник, полиглот, книги пишет и коллекционирует. Он открыл книжный магазинчик однажды. Больше букинистический — собирал там разные подержанные, старинные книги. Даже раритеты были. У него ведь по всему миру связи. Но, как любой увлекающийся человек, долго гореть одним и тем же делом не может. Тянет его в другие стороны. Так и здесь: магазинчик со временем ему не то чтобы надоел, нет. Но он не находил времени им заниматься. Дмитрий даже спрашивал Сашу, нет ли у него на примете надёжного человека, которому можно было бы смело доверить это очень уж специфическое, но интересное дело. Время, конечно, прошло. Но я вот вспомнила об этом разговоре. Как раз Сашины бумаги перебирала, нашла старую визитку Дмитрия. Взяла и позвонила. И представляешь? Чудо! Ему до сих пор нужен такой человек! Точнее… — бросила она на Марка взгляд и стушевалась.
— Дела у Астраханского шли в магазинчике плохо, — подхватил её рассказ Марк, — потому что он им не занимался толком. И уже он искал не управляющего директора, а нового хозяина. Я купил этот магазинчик для тебя, Мила. Будешь хозяйкой раритетов и древностей, подержанных книг и… в общем, всё, что тебе
