Красиво разводятся только мосты - Елена Лабрус
Он кивнул в сторону помоста.
— Я же тебя ушатаю, — усмехнулся Демьян.
— Ты сначала ушатай, — натягивал боксёрские перчатки Романовский.
А господин профессор оказался на редкость жилистым.
Спортзалом он явно не пренебрегал. И бил с левой так же мощно, как и с правой. Пару раз Демьян отхватил таких затрещин, что в глазах потемнело. Он, конечно, не остался в долгу. И если сначала думал, что будет махать вполсилы, чтобы не повредить благородную профессорскую рожу, то к концу их затянувшегося поединка от жалости не осталось ни следа.
— Чёрта с два она останется с тобой, — сплёвывал кровь Демьян.
— Чёрта с два ты её получишь, — смахивал кровь из разбитой брови Романовский.
Его рубашка была забрызгана алым. На скуле багровел синяк. Демьян почти лишился зуба: тот с хрустом вывернулся из десны. Но ни один из бойцов в этом спаринге не уступил.
— Она моя жена, — лоб в лоб упёрлись они как два барана, сцепившись перчатками.
— Была твоя, будет моя, — сверлил его взглядом из-под заплывшего века Демьян.
— Это не тебе решать.
— И не тебе. — Топтались они на месте, совершенно обессилев.
Романовский пошатнулся первым. Демьян тоже не устоял на ногах.
Собирая пыль, размазывая по рингу кровь, каждый в своём углу привалился к канатам.
— Пусть она решит, — сказал Демьян. Комната кружилась.
— Она уже решила, — зажав перчатками виски, тряхнул головой Романовский. — Она вернулась ко мне. В мой дом. В мою постель.
— Ещё нет, — распластался на полу Демьян, борясь с искушением закрыть глаза. — Потому что ты не знаешь…
Он очнулся. Закашлялся, сплёвывая воду.
— Нельзя, твою мать! Нельзя отключаться при черепно-мозговой травме, — стоял над ним, пошатываясь Романовский. — Это я тебе как врач говорю.
Отшвырнул пустое ведро. Протянул руку.
Демьян поднял свою, тот схватил его за запястье, помог встать.
Друг за другом спустившись, они сидели на подиуме.
— Зрачки симметричные. Сотрясение слабое. Жить будешь, — резюмировал доктор Романовский, отпуская голову Демьяна.
— Конечно, буду. Я ей нужен, — усмехнулся Демьян. Скривился. Потрогал шатающийся зуб.
— А ты упрямый, — усмехнулся Романовский. Коснулся разбитой губы. — Так чего я не знаю?
— Ничего, — хмыкнул Демьян.
Романовский, кряхтя, встал. Неверно переставляя ноги, дошёл до лавки. Сунул ноги в туфли. Кое-как засунул руки в пиджак. Стянул с перекладины плащ.
— Мы уезжаем. Меня пригласили прочитать курс лекций в Делийском университете. Аврора улетает со мной. Ей надо отдохнуть. Восстановить силы. Поправить здоровье. Даром для неё всё это не прошло. У неё обострился гастрит.
— Да, я знаю, — кивнул Демьян.
— Если она тебе правда дорога, не пытайся её удержать. Это для её, не для моего блага.
Демьян промолчал.
— И ещё… А впрочем, — Романовский махнул рукой и поплёлся к входу.
— Что «ещё»? — окликнул его Демьян.
— Спасибо, — обернулся тот. — Ты знаешь, за что. Без тебя мы бы… мы бы, наверное, никогда не узнали правду. Конечно, в тюрьму никто бы ей не позволил сесть, я уже обо всём договорился, заплатил кому надо, но она… Она бы никогда не простила мне неправды. А ты… видимо, она действительно тебе дорога, — он усмехнулся. — Но увы, побеждает сильнейший.
Он толкнул дверь. И ушёл, волоча за собой плащ.
Глава 64
— Да, побеждает сильнейший, чёрт тебя дери.
Демьян сидел на диване в своём кабинете, придерживая полотенце со льдом на голове, и рассматривал в складное зеркальце зуб. К стоматологу, конечно, сходить не помешает, но раз не до конца вывалился, Демьян надеялся, что прирастёт.
Голова гудела. Всё болело. Он представлял, как хреново ему будет завтра. Но на душе было ещё хреновее. Чёртов Романовский увезёт её заграницу. Там узнает про беременность…
«Она вернулась ко мне. В мой дом. В мою постель» — слова обжигали сильнее физической боли.
Чёртов старый мудак! Но может, он прав? Может, с ним ей будет лучше? Может, она к нему вернулась, потому что любит?
«Я его жена. Я давала клятву: в горе и в радости. Для меня это не пустой звук».
Да, она злилась. Да, ей было больно. Но десять лет! Аврора прожила с ним десять лет. А она не та женщина, что стала бы терпеть, если бы ей что-то не нравилось.
Она жила с Романовским не из-за денег, не ради работы, карьеры или положения. Она жила с ним, потому что любила. Она даже согласилась не рожать, хотя хотела — это дорогого стоит. Ради нелюбимых мужчин не идут на такие жертвы. И она не сказала о муже ни одного плохого слова. Вернее, всего одно. А Демьян грешил тем же.
Поменять одного бабника на другого не глупо ли?
Он закрыл глаза, откинулся к спинке. Голова кружилась как с похмелья.
Хлопнула дверь.
— Кого там ещё принесло? — тихо выругался он.
— О господи! Дём, что с тобой? — кинулась к нему Полина.
— Ты какого?.. — прохрипел он.
— Я ужин привезла. Ты же тут одну лапшу жрёшь, — осматривала его жена с пристрастием. — На тебя напали?
Демьян мотнул головой.
— Ты подрался?!
— Типа того.
— Ну ты даёшь. А что не поделили?
— Да какая разница.
— Может, в больницу? А если сотрясение?
— Врач меня уже осмотрел. Сказал, жить буду.
— Ну как хочешь. А есть будешь? Могу для тебя даже пожевать, — улыбнулась она, осматривая его окровавленные губы.
— Пожевать я и сам смогу. А что там у тебя? — посмотрел он на неё опухшим глазом.
— Твоё любимое, — улыбнулась Полина.
Беззастенчиво столкнула всё с журнального столика на пол. Подтащила его к дивану. И, скинув куртку, стала накрывать на стол.
Что готовила не она, Демьян понял сразу. Но не для того ли они держали ресторан, не для того ли Демьян сам разрабатывал меню, чтобы ему не нравилось то, что там готовили.
Он глотал сливочную подливку фрикасе из оленины. Запивал вином — тут, как ни крути, оно оказалось к месту. Довольно мычал, глотая мясо с грибами, почти не жуя. И
