Мистер Несовершенство - Галина Валентиновна Чередий
— Мари, твой Кевин — зануда, а я терпеть не могу цифры. Кстати, это такой очень изящный, но брутальный красавчик со шрамом? Да?
— Нет! Это злобно зыркающий и рявкающий на всех дылда, коротко стриженый и вечно небритый.
— А! Вспомнил, вспомнил. Дорогуша, это очень модная трехдневная щетина. И она у него очень ухоженная. И, блин, у него такая попка! М-м-м, — плотоядно облизнулся Ронни, сегодня одетый в шелковый костюм стального цвета, остроносые ботинки, и нежно-персиковую гипюровую водолазку, перекликавшуюся цветом с носками, шаловливо выглядывающими из-под зауженных и укороченных по моде брючек. Рыжая борода с бусинами канула в лету, зато голову с отросшим ежиком выкрашенных в темно-синий цвет волос украшала сложная вязь выбритого узора. Одним словом, Ронни сегодня был сдержанно элегантен.
— Лучше бы тебе, мой золотой, держать мысли на тему его задницы при себе, — усмехнулась я, встряхивая нечесаной с самого утра гривой. — Ибо, если он услышит вот это вот «м-м-м» насчет своего тыла, твой фасад может серьезно пострадать.
— Ах, он и правда дикарь какой-то, оправдывающий свою кличку. Я вообще не понимаю, как люди могут быть настолько нетолерантными! Я ведь просто-напросто восхищаюсь красотой и гармонией человеческого тела. И мне не важен пол, если эта красота ослепляет мою душу, окрыляет меня, вдохновляет на новые гениальные творения! Боже, ну почему, почему люди так ограниченны в…
— Ронни, ты мне скажи, ты решишь вопрос со спонсорами? Потому что в противном случае мы рискуем завалить следующий эпизод. И это не есть хорошо.
— Маленькая чертовка! Ты просто бросаешь меня под поезд! Ах, я просто чувствую себя Анной Карениной…
Я закатила глаза в ожидании очередного пространного монолога, но нашу беседу прервал звонок от Алеены.
— Мари! Привет! У меня омоторительная новость! Срочно дуй в центр акушерства и родовспоможения, помнишь, куда мы Беллу возили? Нам разрешили сегодня забрать Рози!
— Омотореть! Лечу! Что-то надо с собой?
— Нет, Рик уже напряг Кевина. Тот тоже скоро будет. Все, целую, жду!
Ох уж мне этот Кевин, сплошное испытание и зараза для моего прежде никогда не хандрившего здравомыслия.
— Ронни, солнце, прости, надо бежать. Я перезвоню тебе чуть позже! Чао!
— Чао, рыжулька! Счастливого Дня Благодарения! Береги себя! И не напивайтесь слишком в эти первые выходные. Через пять дней я каждого лично проверю с алкотестером! Ты знаешь мое отношение к бухлу и ширялову на площадке. И шлепни за меня ту шикарную задницу! Уж тебе-то можно?
— Если бы, — тоскливо пробормотала я, заводя свою машину. — Я бы не только шлепнула по ней. Я ее грызанула бы с превеликим удовольствием. Да только кто ж мне даст.
Ронни был прав. Задница шикарная. И все тело шикарное. Настолько, что я, как тот Ронни, восхищалась, ослеплялась, окрылялась и вдохновлялась на все новые и новые каверзы, призванные обратить его внимание на меня.
Но, увы.
Саваж, при всей его вспыльчивости и эмоциональности в общении с братьями, на меня вообще перестал реагировать после той дурацкой вечеринки, на которой я попыталась «оседлать собаку».
Угу.
Один кинолог поведал как-то занимательную байку о том, что для того чтобы заставить самого-самого альфа-кобеля слушаться тебя, даже если ты ниже его ростом и легче по весу, надо просто сесть на него верхом.
Вот я и попыталась сделать это, ну, чисто психологически, когда представлялась на вечеринке перед первыми днями съемок.
Даже на стульчик залезла, чтобы визуально быть выше всех этих громил. Возможно, если бы не Кевин, мать его, Доэрти, у меня бы и получилось воплотить мою задумку. Но этот гад все испортил. Взял и трахнул своим ртом мои губы на глазах у всех братьев. Потому что поцелуем тот… акт совокупления губ и языков назвать не получается. У мерзавца с самым грязным ртом оказался прямо-таки божественный вкус, и вытворял он своим языком и губами нечто крышесносное.
Случалось мне целоваться раньше, так что со всей ответственностью заявляю — то был никакой не поцелуй. Вероломный захват чужой территории с ее присвоением — вот как это можно было назвать. Наглый взлом мозга в первую очередь, с глубоким незаконным проникновением и похищением самого ценного — моего контроля над чувствами и собственным телом. Ибо оно, глупое, в считанные секунды буквально заполыхало для гадкого Саважа, влюбилось в него и, судя по всему, еще и принесло ему же клятву в вечной любви и бесконечной сексуальной одержимости им же.
Я, вся из себя грозная доминирующая директорша, за первые же пять секунд растаяла, как сливочное мороженое в микроволновке. И с тех пор боюсь даже взглядом с ним встретиться. Специально купила себе такие очки, типа, тренировочные для глаз, ну с дырочками которые, чтобы скрыть свою неконтролируемую косоглазость, возникающую каждый раз, когда в поле зрения попадается это придурок.
За этими печальными мыслями я и не заметила, как подъехала к месту встречи с подругой и ее счастливым мужем.
Господи, как же искренне я была рада за Алеену. Казалось бы, они ну совершенно друг другу не подходят. Она — такая женственная, утонченная, всегда элегантная, даже если носит драные джинсы, и он — матерщинник, каких свет не видывал, хотя все «братцы» в этой банде друг с другом так общаются, хищный, стремительный, очаровательный разгильдяй. Казалось бы — ни единой точки соприкосновения, кроме… Кроме той яркой, испепеляющей любви, настигшей их с первого не знаю уж чего. То ли взгляда, то ли совместной ночи, о которой Алеена так и не рассказала толком, но лишь мечтательно закатывала глаза при упоминании об их знакомстве. Как еще ей повезло в ту жуткую ночь повстречать в таком криминальном районе именно Рика, а не кого-то из отморозков Скорпов. Фу. Бр-р-р. Как вспомню, так вздрогну. Даже тот бандит, которого мы увидели в супермаркете и который вполне мирно поговорил с Риком и предостерег его (тоже вот непонятно, почему именно предостерег, а не пригрозил), хоть и был вполне себе симпатичным, но все равно вызывал невольное содрогание.
А наш, вернее, подружкин матерщинник Рик за эти пару месяцев практически полностью сменил стиль. Нет, он остался таким же прелестным раздолбаем, как и прежде, но после двух месяцев жизни с Алееной да при моем постоянном контроле за разговорами всей этой оравы во время съемок, его речи мог бы позавидовать любой профессор английского языка и литературы. Они с Дизелем соревновались в витиеватости и цветистости ежедневных комплиментов, отвешиваемых Дизелем всем женщинам, занятым в съемках, а Риком — исключительно своей жене.
Мистер Несовершенство, как его однажды назвала Алеена,
