Не спасай меня - Ася Лавринович
Приехав домой, я оставила распахнутой дверь квартиры, и Паша некоторое время таскал на мой этаж необходимый реквизит. Двери лифта едва успевали открываться и закрываться за ним. На площадку тут же выглянула заинтересованная Александра Марковна.
– Здравствуйте, – смущенно отозвалась я.
– Этот красивый мальчик к тебе переезжает, Ульянушка? – поинтересовалась соседка.
– Ой нет! Что вы! – замахала я руками. – Это парень моей подруги… Полины.
– А? Кого? Поленьки? – обрадовалась Александра Марковна. – Чернявенькой такой?
– Ага, – растерянно отозвалась я.
Когда двери лифта в очередной раз закрылись за Пашей, Александра Марковна восхищенно покачала головой:
– Каков жеребец!
– Да, наверное, – смущенно закашлялась я и поспешила в квартиру: – Всего хорошего, Александра Марковна. Рада была поболтать!
В то время, пока я разбиралась со службой доставки еды, Паша колдовал в комнате.
– Заказала? – выкрикнул Долгих через какое-то время.
– Да!
– Те, где много-много сливочного сыра?
– Да! – снова заорала я.
Спустя несколько минут довольный Пашка появился на кухне.
– Готово! Иди, посмотри.
Я прошла в комнату, в которой раньше жила тетя Лиля. Сейчас она пустовала без мебели… Паша перетащил в мою спальню одинокий комод и посреди комнаты на полу расположил доску для серфинга. Вдоль стены расставлены деревянные весла…
– Доска у вас вместо стола? А где ты все это, кстати, взял? – удивленно спросила я.
– В этом городе у меня есть связи, – важно произнес Долгих. Я засмеялась. – Как тебе?
– Круто, – честно ответила я. Еще раз внимательно оглядела комнату. Вокруг на полу стояли свечи, рядом раскинут плед. А самое главное – плакат на всю стену, на котором было изображено ночное море…
– Наше первое официальное свидание проходило в домике для инвентаря на пляже, – негромко начал Долгих. – Ну и первая ночь…
Пашка смутился. Я обернулась и широко улыбнулась парню.
– Как думаешь, ей понравится? – спросил Долгих, нервным движением взъерошив темные кудрявые волосы.
Я молча улыбнулась, пытаясь сдержать слезы. После истории с Матвеевым я стала слишком впечатлительной и плаксивой.
– Понравится, – наконец проговорила я.
– А она согласится? – все еще беспокоился Паша.
– Выйти за тебя замуж? Разумеется, согласится. Паша, это так… здорово. Правда!
Долгих снова смущенно улыбнулся и посмотрел на наручные часы.
– Поля скоро придет… Ты не проболталась ей?
– Нет, конечно, – заверила я, – сказала, что жду ее на вечерний покер.
– Это хорошо, – взволнованно проговорил Долгих.
– Не беспокойся, все пройдет отлично. А я сегодня у Натки переночую.
Когда Полина позвонила в дверь, я уже стояла в прихожей, одетая в плащ и туфли.
– Привет, – удивленно проговорила Ковалева, тяжело дыша и стягивая шарф с шеи. – А ты куда это? А свет чего не горит?
– Все потом, – таинственным шепотом пообещала я.
– Что «потом»? – не понимала Поля. – У тебя там лифт не работает. Чуть копыта не откинула, пока поднялась. А Паши еще нет? Опять тарантас его заглох по дороге?
– Какая ты язвительная все-таки, Поля, – покачала я головой, – неисправимая девчонка. Ладно, я побежала.
– Зачем? Куда? – забеспокоилась Ковалева.
Не ответив, я выскочила за дверь и захлопнула ее. Стояла некоторое время, прислушиваясь. Вскоре раздались приглушенные голоса Паши и Полины.
Я подошла к лифту и на всякий случай нажала на кнопку. Действительно, не работает… Как хорошо, что он сломался сейчас, а не когда Долгих таскал тяжелые деревянные весла…
Медленно начала спускаться по лестнице. У почтовых ящиков тускло горел свет. Достала из кармана плаща ключи и открыла свой ящичек. Не люблю, когда в нем хранится рекламный хлам. Тут же прямо в руки выпало письмо. Сердце быстро заколотилось, и даже в глазах потемнело…
Я посмотрела на обратный адрес: письмо пришло из Израиля. Бумажное! Настоящее. В последний раз я получала такое в девять лет от девочки из лагеря… Правда, мы жили с ней на одной улице.
Отправитель – Алексей Матвеев. Но я была готова поклясться, что это Мишин почерк. Неровный, нервный, самый любимый. Я тут же принялась разрывать конверт. Уселась на ступени прямо в светлом плаще. Дрожащими руками достала из белого конверта лист бумаги и быстро заскользила взглядом по строчкам:
Прогнившие листья пинать ногами.
И сердце топтать, как хрупкое блюдце.
Такие, как я, всегда уходят,
Чтоб напоследок лишь усмехнуться.
Уснуть под стук каблуков по брусчатке
И не желать больше проснуться.
Такие, как я, всегда уходят,
Чтоб самому от боли загнуться.
Рвать струны, писать печальные песни
О том, как в глазах твоих смог захлебнуться.
Такие, как я, всегда уходят,
И струны все рвутся…
и рвутся,
и рвутся.
Минута разлуки с тобой – глоток водки.
«Напиться». От горечи этой свихнуться.
Такие, как я, всегда уходят,
Чтобы вернуться.
Не знаю, сколько я просидела неподвижно с письмом в руках. Вскоре за спиной раздался цокот каблучков и удивленное:
– Ульяна?
– А вы куда отправились? – спросила я, не оборачиваясь.
– Мы за вином, – проговорила Поля.
– Разве у вас не было вина? – Я, опустив голову, теребила в руках разорванный конверт…
– Уля, мы там бутылку белого сухого разбили. На радостях. Но все уже убрали!
Цок-цок-цок. Поля подбежала ко мне и, присев рядом на ступеньку выше, крепко обняла сзади. Прикоснулась к моему лицу щекой, мокрой от слез.
– Уля, у меня сейчас слов нет! Ты знаешь, что Паша сделал? Он – сумасшедший! Мой любимый сумасшедший! Я дар речи потеряла, представляешь?..
Ковалева прижалась ко мне, и плечи ее затряслись от рыданий. Несмотря на слова о потере дара речи, говорила она без умолку. За год я успела узнать Полю очень хорошо. Когда она волнуется, всегда много болтает.
Я все-таки обернулась и сквозь слезы посмотрела на Пашу. Парень, засунув руки в карманы брюк, стоял на несколько ступеней выше, прижавшись плечом к стене.
– Я так рада за
