Ритмы улиц (СИ) - Малышева Анастасия Сергеевна

Кстати — они тоже активно подключились к этой игре «присмотри за Мари и убедись, что с ней всё хорошо». Олег убедил девушку перевести документы и начать наблюдаться в его клинике. Мало того — уже за Машей зарезервировали палату в родильном отделении. И послеродовом, кстати, тоже. Девушка сперва по сопротивлялась, но Малышкиных переубедить, если они что-то решили — это всё равно что пытаться сдвинуть танк. Глупо и бесполезно. Так что в итоге и моя девочка сдалась.

Я спрашивал у нее — и не единожды — почему она так упорно отказывается от помощи. И однажды она все же призналась.

— Потому что я привыкла быть сама по себе. И решать свои проблемы самостоятельно. И я не уверена, что хочу это менять.

Но на это я только усмехнулся и, несмотря на слабое сопротивление, всё же обнял девушку. Положив подбородок ей на макушку, я негромко сказал:

— Хочешь — не хочешь, а придется. Теперь у тебя большая семья, которая привыкла заботиться друг о друге. Привыкай.

Вздохнув, Маша несмело придвинулась ко мне чуть ближе — я в этот миг забыл, что нужно дышать — и кивнула, соглашаясь, наконец, с моими словами.

И после этого короткого разговора, всё, будто по щелчку чьих-то волшебных пальцев, пошло в разы лучше. Нет, Мари по-прежнему утверждала, что никаких романтических чувств между нами быть не может, но она начала относиться ко мне более терпимо, смирилась с желанием забирать её из дома и с работы, а также с моим почти ежечасными проверками.

Вот и сейчас, щурясь, глядя на февральское солнце, Мари лишь вздохнула, увидев меня, выходящего из здания школы, на ходу натягивая пальто.

— Привет, — улыбнулся я, подходя к ней ближе.

— Мы виделись два часа назад, Андрей, — напомнила мне девушка, делая шаг назад.

— Ну и что? У нас стоит лимит на приветствия? И вообще — что с настроением у матери моих детей?

— Одного ребенка, — поправила меня рыжая, — К счастью. Если бы я носила двоих — это был бы тихий ад для моей самооценки.

Я не стал говорить Маше, что второй малыш — это лишь вопрос времени. Который решится, едва она перестанет, наконец, убегать от меня. Пока бОльшее внимание я уделил её последним словам.

— Маш, что случилось?

Девушка вздохнула, окидывая себя тоскливым взглядом:

— Я раздуваюсь на глазах. Сегодня впервые мне пришлось надеть на себя джинсы для беременных — которые со специальным эластичным поясом. А ведь мне еще три месяца ходить, то есть — это не предел. Ощущение, будто я вынашиваю слоненка.

— Ты преувеличиваешь, — заверил я свою девочку, — Ты выглядишь чудесно.

— Я будто проглотила шар! — не слушала меня Золотцева, — Хочу танцевать. До жути. До дрожи в ногах. Но нельзя.

А вот это заставило меня улыбнуться. В голове Маши было столько тоски и печали, что я не выдержал. Протянул руку, и, схватив рыжую за запястья, мягко притянул к себе. Положил одну руку на талию — и медленно повел по кругу. Золотцева притихла, глядя на меня огромными, круглыми от удивления глазами.

— Что ты делаешь? — почему-то шепотом спросила она.

— Танцую с тобой, — в тон ей шепнул я, — Как ты и хотела.

Мари шлепнула меня по груди ладошкой, отстраняясь.

— Дурак! Я не в этом смысле. Мне хочется быть чуть более поворотливой, а не напоминать лебедя, которого выкинули на берег.

Вспомнив, какими неуклюжими бывают эти красивые птицы, стоит им выйти из воды, я невольно прыснул. Маша провела весьма удачную аналогию, такую, что не отреагировать я просто не мог. Кинув на меня еще один возмущенный взгляд, девушка показала мне язык — ну как ребенок, в самом деле! — после чего пошла к пешеходному переходу, явно решив добираться до дома самостоятельно.

Я наблюдал за передвижениями девушки с легкой улыбкой. Такие капризы себе она позволяла не часто, все держа в себе. Но сегодня в ней явно проснулась маленькая девочка, которой рыжая позволила взять верх. Это открывало её с новой стороны, за которой мне было даже приятно наблюдать. Видеть, как она открывается, начиная доверять, учится подпускать ближе, позволяя нарушать её личное пространство.

В итоге я — разумеется — пошел за ней. Не могу же я допустить, чтобы Мари толкалась в общественном транспорте или вообще шла пешком. На мой голос эта чертовка решила не реагировать. Гордо расправив плечи, она шагала по чуть влажному асфальту, придерживая одной рукой сумку, а второй живот. Усмехнувшись, я бросил свой багаж на заднее сидение машины, а сам сделал пару шагов в сторону пешеходного перехода.

Резкий визг шин я услышал так отчетливо, будто он раздался прямо над моим ухом. Повернув голову, я увидел синюю иномарку, которая на бешеной скорости неслась в нашу сторону. Даже не так — она летела прямо на Мари. И, кажется не думала притормаживать.

Тело среагировало быстрее мозга. Пока нейроны посылали какую-то информацию и пробуждали панику, мышцы уже упруго сжались. Разгон я взял неплохой — разделявшие нас метры преодолел, кажется, за долю секунды. Эх, видел бы меня Барри Аллен* — он бы рыдал от гордости за то, что вырастил себе приемника. Но обо всем этом я подумал уже после.

Мари только поворачивала голову, услышав посторонний шум, а уже в следующую секунду я хватал ее та талию и утягивал в сторону. Не выдержав, от резкого движения мы оба упали на асфальт. Точнее — в грязь шлепнулся я, благополучно роняя Машу на себя сверху. И еще через мгновение машина буквально пронеслась в паре сантиметров от наших потрясенных лиц.

Сев, первым делом, я осмотрел Мари на предмет травм и повреждений. К счастью, она была цела — лишь смотрела на меня чуть шокировано. И, кажется, едва сдерживалась, чтобы не заплакать.

— Тихо-тихо, — мягко коснулся я ее волос, одновременно с этим поднимая на ноги, — Всё хорошо, ты в порядке. Ты ведь в порядке?

Кивнув, Золотцева чуть хриплым голосом спросила:

— Что это было?

— Это была машина. Знаешь, такое средство передвижения, весьма популярное среди людей.

Увы, Маша мой юмор не оценила. Стряхнув с себя мои руки, она спросила всё еще чуть подрагивающим голосом:

— Кто это был? Это ведь не случайность? Ты знаешь, кто был за рулем?

А ведь говорят, что беременные тупеют в процессе вынашивания ребенка. Гормон какой-то в кровь выплескивается, и все — я у мамы дурочка. И почему же мне так не повезло, что моя беременная сохранила свою адекватность и проницательность?

Мне пришлось кивнуть. Врать Маше я не мог. Я знал, чья это синяя «бэха». Она принадлежала Костику, младшему брату Кузьминой. И что-то мне подсказывало, что не парень крутил баранку.

Маша побледнела так быстро, что я всерьез обеспокоился за ее давление, и за состояние нашего ребенка.

— Ира? — кажется, одними губами спросила девушка.

Пришлось выдавить из себя еще один кивок. Тут же слезы исчезли из глаз Мари, которые сузились от плохо сдерживаемой ярости. Вот уж правда — человек настроения. Проклятые гормоны.

— Ты! — крикнула Маша, ударяя меня кулаком в грудь, — Это всё из-за тебя! Поэтому я не хотела тебе говорить и велела держаться подальше! Твоя девушка — чокнутая!

— Моя бывшая девушка! — поправил я Машу, невольно тоже переходя на повышенный тон.

В конце концов, я тоже волновался. Кузьмина поступила, как законченная психопатка — она попыталась сбить Мари в трех метрах от нашей школы, посреди бела дня. На пешеходном, мать его, переходе!

— Да мне плевать! — крикнула Мари, — Она пыталась меня убить! Ох…

Резко выдохнув, Маша сложилась пополам, хватаясь двумя руками за живот. Я тут же позабыл о своей злости, Ире и прочем. Едва увидел искаженное непонятной мне гримасой лицо девушки — подскочил к ней, не зная, что делать — хватать её и везти в больницу, просто успокоить или, блин, что?! Олег говорил, что последние три месяца нужно быть особенно осторожными, потому что возможна угроза выкидыша или преждевременных родов.

Клянусь, если из-за Кузьминой что-то случится с этим маленьким человечком — я убью ее. Голыми руками.

— Маш, что случилось?! — от испуга я почти кричал, даже не замечая этого.