Мария Арбатова - Визит нестарой дамы
– Мои родители разводили во мне мичуринские сады чувства вины! – сказала я как можно тише, чтобы он понял, что я не злоупотребляю актерским мастерством. – Я была виновата в том, что мать несчастна, а отец любит другую. Хватит, я больше в это не играю. Моя жизнь принадлежит только мне, и вали отсюда со своими подарками!
Он оцепенел. Походил, побродил, подошел к окну, потом начал демонстративно запихивать вещи в чемодан. Но вещей было столько, что хорошо бы он уложился в два дня, и как психическая атака это не работало. Он понял и присел.
– Это моя квартира! – сказал он с вызовом. В общем, это был такой же бред, как и то, что я сломала ему жизнь. Я резко повернулась, поднесла к его носу кукиш.
– Вот какая она твоя! Ты сделал фиктивный брак, потому что тебе некому было ее оставить! Ты думал обеспечить себе этим мою пожизненную управляемость?
Он совсем озверел, это был его козырной туз. Он подошел, схватил меня за руки и прошипел:
– Я тебя сейчас изнасилую!
Мне так его стало жалко. Глупый, пыжащийся, проигравший непонятно кому.
– Ой, как напугал. Презервативы в тумбочке. Только, пожалуйста, покачественней, а то у меня мужик в командировке, а о здоровьичке надо думать. Тебя вот жалко, если у тебя и получится, ты ж потом все деньги на психоаналитиков изведешь, уж я-то тебя знаю.
– Сучка! – ответил он мягко. – Собственно, я тебе благодарен.
Потом сел, достал ватку, жидкий крем, зеркало и начал смывать с лица косметику.
– И как же зовут твоего избранника? – спросил он почти тепло.
– Валера, – выдохнула я.
– Когда я приеду через год, ты с ним уже разойдешься, а мне тоже не будешь нужна.
– Дим, – сказала я терпеливо, – я тебе и сейчас не нужна. Потому что я тебя не люблю. То есть я тебя люблю своим прошлым. А его люблю своим настоящим и будущим. Я так боялась, вдруг ты приедешь, я на тебя посмотрю, и мне покажется… И все по-но-вой!
– Что по-новой?
– Ну все, что уже было. Перетягивать канат, считать обиды, переламывать, делать себе удобным. Все эти шахматы, делаешь ход и ждешь ответный. А с ним все по-другому…
– Не бывает по-другому! – заорал он. – Ты врешь!
– Мне так жаль, что не веришь… Мне так жаль. – А что я ему еще скажу? Он наполнял отношения карнавалом, страданием, обидой, ожиданием. Театральный градус был во всем. А с Валерой было просторно, взросло и без погремушек.
– Сентиментальная дура, – сказал он. – У тебя есть родина-мать и муж-отец! А у меня нет ничего! Поняла? Как говорил Лев Николаевич Алексею Максимовичу: «Не та баба страшна, которая держит за хуй, а та, которая держит за душу!» Поняла? Вызови мне такси, я уезжаю!
В эту минуту в дверь позвонили.
– Аська, – предположила я. – Открой, чтоб она сразу в обморок.
Но это оказалась не Аська. Вслед за Димкой в комнату вошли Пупсик и Тихоня с перекошенными рожами. Они смотрели на него так, как дети из российской деревни смотрят на первого увиденного в метро негра. Они молчали, они были парализованы.
Димка позировал, сложив руки на груди и устало глядя на них.
– Так это ты? – нерешительно спросил Тихоня.
– Смотря что в данный момент считается мной, – холодно ответил он.
– Глаза… – прошептала Пупсик, – что у тебя с глазами?
– Цветные линзы.
– Тьфу ты, черт! – Она в изнеможении опустилась в кресло. – Я сегодня сойду с ума!
– А мне и в голову не пришло… – сказал Тихоня удивленно, – правда, было какое-то ощущение… странное. Но я не мог его вычленить.
– Теперь вычленил? – грубо спросил Димка.
– Вычленил, – откликнулся Тихоня.
– Чего пришли? – Димка выглядел немотивированно агрессивным.
– Да вот, решили сказать… – Они оба замялись таким приемом, у Пупсика даже возникло дежурно-плаксивое выражение лица. – Да эти деньги твои дурацкие…
– В общем, не надо нам денег. А то мы из-за них чуть не разругались по дороге, – подвел итог Тихоня.
– Это не из-за них, – выдохнул Димка.
– А кто говорит, что из-за них? Конечно, была жизнь… Она кончилась. Были идеалы, были друзья, было все понятно. А теперь как жить? – спросила Пупсик.
– Укрупнять и наращивать личность, – съехидничала я. Не то чтобы мне хотелось ее опустить, а просто было обидно, что забитой девочкой она производила впечатление чистого беспомощного существа, а сегодня только кошельки не ворует. Точнее, ворует, просто в своем виде спорта. Все мне рассказывали о ее производственных интригах, о сложной архитектуре просовывания Тихони в круг, плотно сложившийся до его решения начать писать статьи. Не мое, конечно, собачье дело, но если б она гербалайфом торговала, то достаточно было бы лицензии на торговлю и проверки санэпидемстанции, а она заполняла рынок дешевым чтивом. Тухлятиной, на которую бедные необразованные русские бабы подсаживались как на наркотик. Конечно, рынок равнодушен к этике, с него за это и не спрашивают, его дело, что кто-то в нем торгует оружием и наркотиками, мое дело – подавать торговцу руку или нет.
– По-моему, лично тебе я ничего плохого не сделала, – попыталась Пупсик защититься.
– Конечно, ничего, – согласилась я.
– Скажи, за что она меня так возненавидела? – жалобно спросила Пупсик у Димки.
– Не тебя. А ту часть себя, которая тебя опекала. У нее климактерический негативизм. Изо всех сил начинает новую жизнь с новым мужиком. У нее всегда под нового мужика психологическая чистка. Типичная душечка, – сказал Димка с отвращением.
– Я ненавижу не тебя, а твой способ заработка, – объяснила я на всякий случай. – Как говорила Раневская: «Деньги я проем, а стыд останется».
– А Борхес говорил, что литературные вкусы бога никому не известны, – парировал Тихоня.
– Знаете что, – остановил Димка, – раз уж начали лаяться, давайте хоть под это съедим мороженое. Я, как последний мудак, час крошил в него вишни и киви.
– Неси скорей! – закричала Пупсик школьным голосом, и от этого стало вдруг как-то легко.
– Тихоня, помоги мне все принести, пока они будут друг другу глаза выцарапывать, – хихикнул Димка и увел Тихоню.
Повисла холодная пауза.
– Ты с пляжа, что ли? – Наконец она сосредоточилась на моем сарафане.
– Нет, я час как проснулась в другой квартире.
– Как у тебя с Валерой? – спросила Пупсик, пробуя меня на степень доверительности.
– Нормально, – ответила я.
– А Андрей чего?
– Кажется, наконец нашел то, что ему надо. Правда, она замужем и с тремя детьми, – отчиталась я.
– Ну, ты счастлива? – Глаза у нее были такие напряженные, ей так хотелось услышать про «не очень», что я сжалилась.
– Знаешь, десять лет тому назад я бы скакала на одной ножке, а сейчас все уже не так ярко воспринимается…
