Берта Рэк - Звезда балета

Снова и снова поднимался занавес над последней сценой во дворце принца – над мраморными ступенями, где стояли артисты: Риппл, постановщик балета в костюме принца, колдунья, русалки. Снова и снова они раскланивались, а театр все шумел; без конца вызывали русскую приму-балерину, саму Мадам.

– Идите, идите вперед, – проворчал принц, обращаясь к дублерше Мадам. – Идите! Чего вы ждете?

Джим и его приятель в красной куртке раздвинули в стороны тяжелый занавес. Риппл старалась держаться спокойно; словами ее ощущения можно было бы выразить так: «Успокойся. Это не ты. Это совершенно к тебе не относится. Это все еще часть твоей роли. Ты продолжаешь изображать Мадам».

В сопровождении балетного принца она прошла между раздвинутыми половинками занавеса к рампе и устремила взор на бушующий театр. В тот момент Риппл ни о чем не думала. Машинально она тщательно подражала жестам Мадам. Балерина поклонилась креслам. Подняла свое маленькое бледное лицо к верхним ярусам театра. Галерее она послала воздушный поцелуй. А театр все кричал и аплодировал, и никто не знал…

Гордая собой, чувствуя некоторое презрение к этой обманутой толпе, балерина Риппл стояла и принимала аплодисменты, предназначенные для другой. Внезапно она повернулась к ложе, где как ей было известно, сидел ее родной брат. Да, Джеральд сидел там. Он тоже ее не узнал. Юноша восторженно аплодировал, громко вместе с публикой вызывал Мадам. Рядом с ним, у самой сцены, сидел Стив Хендли-Райсер. Поверх большой золоченой корзины с цветами Риппл взглянула в лицо своему другу детства. Загримированная, чувствуя себя в безопасности, она тихо засмеялась прямо ему в глаза.

И тогда среди грома аплодисментов и криков «Браво! Браво!» произошло нечто, не имевшее никакого значения для остальной публики, но поразившее Риппл. Она увидела, как лицо Стива, такое близкое от нее, внезапно изменилось. Его брови удивленно поднялись, рот приоткрылся. Он пристально, упорно смотрел на нее, как бы желая схватить ее за руки. Она видела, как губы его произносят слово, которое она не могла расслышать среди общего шума. Но девушка знала, что Стив называет ее имя:

– Риппл!

Он, единственный в театре, разгадал этот маскарад. Он узнал ее. Риппл увидела, как Стив быстро схватил за руку ее брата, как раз в тот момент, когда она, кланяясь, уходила за занавес.

То, что Стив узнал ее, оказалось сюрпризом для Риппл в тот вечер. Впереди был сюрприз для Лондона.

Из-за кулис ясный женский голос повелительно крикнул: – Поднимите меня! Поднимите меня! Поддержите меня! – Это была Мадам; она приподнялась на своих подушках. – Отнесите меня на сцену, к рампе!

Закулисный люд в самых разнообразных костюмах – театральные рабочие, русалки, парикмахер, помощник режиссера – нерешительно и изумленно уставились на нее. Постановщик, он же принц, подвижное лицо которого выражало смешанное чувство легкого смущения, удовлетворенности и удивления, бросился к ней и наклонился над этой маленькой властной женщиной.

– Чего вы хотите?

– Поднимите меня, – приказала ему Мадам. – Поддержите меня, вот так. Теперь, Риппл, станьте рядом со мной. Вы слышите? Публика вызывает меня! Она хочет, чтобы я что-нибудь сказала. Я поговорю с публикой.

Когда занавес вновь поднялся, на сцене стояла необычная группа. Балетмейстер, все еще в костюме сказочного принца, в черном парике и ярко-красном трико, поддерживал Мадам – несомненно, это она! На ее маленькой изящной головке была темно-синяя повязка, пряди светлых волос спускались на щеки, небольшое тело с головы до ног было закутано в горностаевый плащ. Сама Мадам, которой так аплодировали в роли Русалочки!

Но что за чудо? Рядом с ней, выпрямившись, ростом повыше Мадам, но лицом и жестами ее двойник, стояла Русалочка! Да, там стояла стройная танцовщица; тело ее было белым, как коралл, маленькая зеленая головка повязана серо-зелеными водорослями, личико казалось маской, озаренной огнем юношеских грез… Что это значит? Второй раз за этот вечер критики изумились и не знали, как им быть.

Общее замешательство продолжалось мгновение. Сама Мадам, настоящая Мадам, тяжело опираясь на плечо принца, подняла свою маленькую руку. Тотчас же гул аплодисментов и смущенных возгласов замер. В наступившей тишине прозвучал ясный голос с иностранным акцентом:

– Лорды, леди и джентльмены… – она тихо, мелодично засмеялась, и, казалось, весь театр, переполненный самыми разными людьми, принадлежащими ко всем классам общества, поддался ее очарованию, когда она добавила: – Друзья мои!.. Я обращаюсь к любезной английской публике, которая меня всегда так баловала, и должна сознаться перед вами в ужасном поступке. Вы оказали мне прекрасный прием, а я его не заслужила.

Долгий протестующий шепот пронесся по театру, вновь грянули аплодисменты. Снова умоляющий жест маленькой руки, и опять наступила тишина.

– Нет, я не заслужила этого. Это не я танцевала Русалочку. Нельзя танцевать с поврежденной ногой.

Она шепнула что-то на ухо Риппл, и та, быстро нагнувшись, отвернула край горностаевого плаща и показала выглядывавшую из-под платья Мадам забинтованную щиколотку.

Все возрастающий гул соболезнующих голосов послышался в театре. Головы вытянулись в направлении сцены, раздались замечания и возгласы, которые тут же прекратились.

– Танцевала моя дублерша. Вы все думали, что это я. Я хотела этого. Вот как я обманула вас, ибо сама загримировала ее, чтобы ввести вас в заблуждение. Простите меня!

Послышался смех, затем оживленный говор. Аплодировали так восторженно, что артистке снова пришлось некоторое время выждать.

Мадам повернулась к своей дублерше: – Вот мой друг и моя ученица, она будет заменять меня в балете, пока я снова не смогу танцевать. Позвольте мне представить ее вам.

Ясный, красивый голос зазвучал громче: – У нее красивое имя, которое вы отныне будете так же хорошо знать, как мое. Лорды, леди и джентльмены, позвольте мне представить вам новую молодую балерину Риппл. Риппл – струя, та самая струя, которая несется вверх и вниз – вот так! – по воде. – Она сделала плавный жест своей очаровательной гибкой рукой. – Вы найдете это имя в программке.

По залу пронесся шелест, как будто ветер пробежал по опавшим листьям; все стали просматривать программки.

– Сегодня оно напечатано маленькими буквами, но отныне будет печататься такими большими буквами, какие только допустимы для примы-балерины, – Риппл!

Последовавшая затем сцена послужила пищей для многочисленных лондонских газет и журналов. Она захватила весь театр – от самодовольного зрителя в креслах до последнего прибывшего, которому досталось только «стоячее» место в глубине галереи. В ближайшие дни ей предстояло стать главной темой разговоров во всех столичных гостиных.