Юлия Перевозчикова - Салон мадам Кассандры, или Дневники начинающей ведьмы
Андрей с девочками уехали, а я пошла искать уютную и недорогую кофейню. И нашла маленькую кондитерскую, где заманчиво пахло кофе и свежими булочками, а цены еще были вполне приемлемыми. Все-таки город пока не потерял своего ценового демократизма. Даже тот, кто считает каждую копеечку, как я сейчас, может найти на Невском уютный уголок. Однако не одна я в этот вечер оказалась такой везучей и находчивой. В углу уже сидели Глафира и ее черноокий доктор. А чуть поодаль пил кофе белоглазый журналист Глеб, в полном одиночестве. И ехидно поглядывал на парочку, видимо, в надежде испортить людям праздник. И, судя по круглым злым глазам Глафиры, ему это вполне удавалось. Забавная картина.
Я взяла кофе, пару круассанов и направилась к столику Глеба. Кажется, пора сделать благотворительность если уж не профессией, то осознанным хобби. И получать с этого дивиденды, как делают все держатели благотворительных фондов. И потом, может, он только с виду холодный как лягушка, может, в душе журналист заколдованный принц? Поцелую, а он и расколдуется! И станет белым, пушистым, добрым и любезным. Какую пользу можно принести миру! Великую! Добрый ловелас все-таки лучше, чем злой. Осталось попробовать. Я нахально плюхнулась на стул напротив журналиста, сопроводив свое появление невразумительным возгласом:
– О! Какая встреча! Привет!
Глеб изумился, потом присмотрелся повнимательнее и не без труда вспомнил:
– А, девушка с зубами! Кажется…
– Саша! Очень приятно, что запомнили. Вас ведь Глеб зовут? Ничего не путаю?
– Нет, не путаешь. А может, на «ты»?
– Может. На «ты» так на «ты»!
– Кстати, ты не знаешь, с кем это Глафира?
– Глашка-то? С доктором.
– Она что, заболела?
– Заболела. Знаешь, любовь болезнь хроническая. С одним выздоровела, с другим заболела.
– Значит, это венеролог?
– Не угадал. Хирург, насколько мне известно. А кстати, почему мы здесь сидим?
– Мы?
– А почему бы и нет?
– А и вправду… Выпить хочешь?
– Здесь не наливают. А кофе я уже пью.
– Так почему мы здесь? Может, туда, где наливают?
– Мы?
– Мы, мы… Пошли куда-нибудь, где повеселее. Есть предложения?
– Есть. Там мило, но не дешево. Хотя и не запредельно. Но наливают хорошее пиво.
– Далеко?
– Здесь, в центре, на Некрасова. Ирландский бар «Дублин».
– Что-что? Куда, блин?
– Именно туда, блин.
– Забавно, никогда не слышал. Покажешь?
– Запросто. Пошли!
Мы ушли под благодарные взгляды Глафиры и ее доктора. Наверное, я добрая фея. И потом, мною руководило мстительное чувство: если Аристарх водит в заведение прекрасной Анжелики своих пассий (а ведь водит, зуб даю), то почему я не могу? И если Инеев – это пошло, журналист Глеб, по-моему, вполне пристойно.
Хотя и он, если разобраться, тоже не лучший вариант. Хотя чем хуже, тем лучше…
В ДЕРЕВНЮ!
«Дублин» встретил нас приветливо. Холодным пивом и горячими крылышками. Свободным оказалось то же самое место у камина, где мы с Аристархом сидели первый раз. Символично. Можно даже вспомнить народную мудрость о том, что свято место пусто не бывает. Но что значит «свято место»? Место рядом со мной или место у камина? Вечер прошел весело и недвусмысленно. Сначала мы пили пиво, потом Глеб предложил мне кое-что покрепче, и я согласилась, а потом мы перебрались в его однокомнатную квартиру где-то на Гражданке. Журналист оказался вполне сносным парнем. Мне даже понравилось проводить с ним время, по крайней мере в этот вечер. А может быть, все просто совпало: ему хотелось утешения, мне – забвения, и мы были так искренни в своих желаниях, что у нас обоих это получилось? Ночь тоже не разочаровала ни меня, ни его. Его даже изумила. Хотя, судя по некоторым приемам, мужчина он был более чем опытный. Так как уроки Жанны требовали практики, а практиковать тайские изыски русскому человеку лучше на пьяную голову, опробовала я все именно на Глебе. Кажется, он даже на мгновение протрезвел и спросил, чем я зарабатываю на жизнь, помимо подиума? И сколько я возьму с него за услуги? И где я, черт побери, этому всему научилась? Я хохотала так, что свалилась с кровати. Когда я наконец-то успокоилась, то рассказала моему случайному партнеру о своей работе, о Жанне и о курсах, которые я организовала. Он облегченно рассмеялся и посоветовал на будущее информировать своих мужчин об источнике моего сексуального мастерства, а то у них возникнет искушение оставлять мне на подушке баксов этак по двести. А это соблазн перейти из категории любительниц в категорию профессионалок. Хотя… Вот он, например, охотно стал бы моим менеджером по раскрутке, проще говоря, сутенером, потому что доходы на телевидении не вполне отвечают его потребностям. «Подумай, – смеялся Глеб, – перспективный проект! Во всех отношениях». Я ответила, что в любом случае сама найду применение своим способностям, а уж менеджеры по раскрутке всегда найдутся, только свистни, тем более я показала еще не все, чему меня научила Жанна. Удивительно, но нам было легко и весело друг с другом. Эта ночь была даже более яркой, чем ночь с Аристархом, с той только разницей, что мое сердце не взлетало, как на качелях, и тогда никто не называл меня в порыве страсти незнакомым женским именем. Трудно было не догадаться, что я, да и Глафира тоже, для Глеба всего лишь лекарство от не прожитой до конца любви. Интересно, с кем лечится Аристарх? Если, конечно, есть от чего лечиться. И кого он называет моим именем? И моим ли?
Конечно, Глеб был далеко не прост. Даже наоборот. Еще в «Дублине» я заметила, что Глеб как будто выискивает в моем характере слабые места, чтобы уколоть. Сначала легко, а потом больнее и больнее. Все вроде как в шутку, но несколько напоминает разведку боем. Вот только после показа, когда я еще помнила себя Царевной Лебедь и еще дышала восторгом толпы, что называется, достать меня было трудно. И задеть намеками на отсутствие интеллекта, столь свойственное большинству моделей, тоже. Девочки из профессорских семей редко считают себя глупыми. И договор с издательством, лежащий у меня дома, тоже согревал мне душу, добавляя уверенности в себе. Так что Глеб потерпел неудачу в своих попытках меня уязвить. Может быть, пару месяцев назад я, как и трепетная Глафира, была бы ранена словесными стрелами коварного журналиста и принимала бы обиду за влюбленность, но… Два месяца назад я бы бежала от Глеба как черт от ладана, потому что стандартные радости мазохиста оставляют меня равнодушной, более того, вовсе не кажутся радостями. Это раз. И потом, даже два месяца назад с моей самооценкой все было относительно в порядке, и я бы отбилась. Это два. Так что, по большому счету, в том, что Глафира пострадала, есть доля ее вины. Ее неуверенность как магнитом притягивает к себе людей, стремящихся самоутвердиться за Глашкин счет. И еще вечные сомнения в своей женской привлекательности делают ее слишком легкой добычей для таких, как Глеб. Тех, что мстят любой женщине за то, что она не та. Не ТА, чье имя вырывается помимо воли… Изредка…
