Даниэла Стил - Путешествие
В День благодарения она все-таки умудрилась позвонить Лиззи, а на следующий вечер и Биллу, улучив момент, когда Джек вышел к соседу поговорить о лошадях. Билл сообщил, что праздники прошли так себе, но они хорошо покатались на лыжах. Сказал, что они с детьми приготовили индейку. Мэдди с Джеком тоже – в гробовом молчании – ели индейку. Она попыталась заговорить об их натянутых отношениях, но он попросту отмел все ее слова, сказав, что это только ее выдумки. Однако Мэдди прекрасно знала, что это не так. Она уже давно не чувствовала себя такой несчастной, пожалуй, с тех самых пор, как избавилась от издевательств Бобби Джо. А ведь сейчас происходит то же самое, только Джек глумится над ней гораздо утонченнее, но не менее болезненно.
Когда они, наконец, сели в самолет, и полетели обратно в Вашингтон, она почувствовала огромное облегчение. Джек взглянул на нее с подозрением.
– А почему это ты так счастлива, что возвращаешься домой? Есть какие-то особые причины?
– Просто хочется поскорее вернуться к работе.
Ей совсем не хотелось с ним ссориться. А вот ему, похоже, не терпелось начать ссору.
– А может, тебя кто-нибудь ждет в Вашингтоне, Мэд? Он смотрел на нее с отвратительной ухмылкой.
Она в отчаянии вскинула на него глаза:
– Никого у меня нет, Джек, и ты это знаешь.
– Сомневаюсь, что я что-нибудь о тебе знаю. Но могу узнать, если захочу.
Она ничего не ответила. Кажется, молчание теперь для нее лучший вид обороны.
На следующий день она пошла на занятия группы женщин, подвергающихся насилию. Ей вовсе этого не хотелось, она пошла только потому, что обещала доктору Флауэрс. Джеку она сказала, что идет на заседание комитета у первой леди. Вряд ли он ей поверил, но почему-то на этот раз не стал придираться. У него были свои планы на вечер – деловая встреча, как он сказал.
Мэдди шла в подавленном состоянии, которое продолжало ухудшаться. И здание, где должны состояться занятия, похоже на трущобу, и район ужасный. И соберутся там, наверное, несчастные, забитые, ноющие особы. Только этого ей сейчас не хватает. Однако, вскоре она с изумлением смотрела на собравшихся – некоторые в джинсах, другие в деловых костюмах, кто помоложе, кто постарше, некоторые очень привлекательные, другие совсем невзрачные дурнушки. В общем, на удивление пестрое сборище. Однако большинство из женщин казались интеллигентными, очень живыми, интересными людьми. Вошла руководительница группы, села на привычное место. Взглянула на Мэдди умными теплыми глазами.
– Мы все здесь называем друг друга по имени. И если кого-то узнаем, не обсуждаем это. Случайно встретившись на улице, делаем вид, будто не знаем друг друга. Никому и нигде не рассказываем о том, что здесь слышим и кого видим. То, о чем говорится, никогда не выходит за стены этой комнаты. Мы чувствуем себя здесь в безопасности. Для нас это очень важно.
Мэдди кивнула. Она сразу поверила этой женщине. Все расселись на обшарпанных стульях. Представились, называя только имена. Кое-кто здоровался. Некоторые, похоже, уже знали друг друга по прошлым занятиям. Руководительница пояснила, что обычно у них собирается примерно человек двадцать. Они встречаются два раза в неделю. Мэдди может приходить тогда, когда захочет. Никто никого ни к чему не принуждает.
В углу на столе стоял кофейник. Кто-то из женщин принес булочки и домашнее печенье.
Одна за другой они заговорили. Рассказывали о том, чем занимаются, что происходит в их жизни, о своих печалях и радостях. О своих страхах. Некоторые жили в ужасающих условиях, другие уже оставили своих мужей, которые дурно с ними обращались. Кое у кого были дети. Однако всех связывало одно – всем пришлось жить с тиранами, садистами и мучителями. Кое-кто жил в таких семьях с самого детства. Другие же вели прекрасную жизнь до тех пор, пока не повстречали своего мучителя или мучительницу – некоторые женщины оказались лесбиянками.
Слушая их, Мэдди неожиданно для себя почувствовала, что расслабляется, как никогда раньше. То, что она услышала, оказалось таким знакомым, таким реальным, таким... своим... Она словно сбросила с себя тяжелые доспехи и глотнула свежего воздуха. Она как будто вернулась в родной дом, а все эти женщины – ее сестры. И все, о чем они говорят, так напоминает пережитое ею самой, и не только с Бобби Джо, но гораздо позже – в последние годы, с Джеком. Ей казалось, что она слышит свой голос, рассказывающий ее собственную историю. Теперь она смогла убедиться: Джек издевался над ней, он тиранил ее с самого первого дня, как ее увидел. Он использовал для этого все: власть и обаяние, угрозы, подарки, оскорбления, унижение, слежку и контроль. Они все прошли через это. Сейчас перед ней нарисовали такой классический, такой типичный портрет тирана и садиста, что Мэдди могла только удивляться, как она раньше ничего не замечала. Даже несколько месяцев назад, когда доктор Флауэрс нарисовала ту же картину на собрании комитета у первой леди, Мэдди этого не осознала так мучительно ясно, как сейчас. Внезапно она поняла, что больше не испытывает ни смущения, ни растерянности, ни стыда. Только огромное, невероятное облегчение. Ведь единственное, в чем она оказалась виновна, – это в том, что с готовностью приняла всю вину на себя, что соглашалась со всеми обвинениями мужа.
Она рассказала им о своей жизни с ним, о том, что он делал, что говорил, какими словами и каким тоном. Рассказала о его реакции на появление Лиззи. Все сочувственно кивали. А потом указали ей на то, что у нее есть выбор: дальше все будет зависеть от нее.
– Я боюсь... – Слезы потекли по ее щекам. – Что со мной будет, если я его оставлю... А вдруг я без него не проживу?
Никто не засмеялся, никто не назвал это глупостью с се стороны. Они все испытывали страх, и многие не без оснований. У одной из женщин муж сидел в тюрьме за то, что пытался ее убить. Она уже заранее с ужасом ждала, что будет, когда его срок кончится. Это должно было случиться примерно через год. Многие из женщин годами терпели побои, так же как и она от Бобби Джо. Многие покинули благоустроенные дома, а две даже оставили детей, вынужденные спасать собственную жизнь. Просто бежали куда глаза глядят. Другие все еще пытались вырваться, неуверенные в том, что смогут это сделать, так же как и она, Мэдди. Однако теперь ей стало предельно ясно, что каждый день, каждый час, каждую минуту совместной жизни с Джеком она подвергается опасности. Внезапно она поняла все, что пытались ей внушить доктор Флауэрс, Билл и Грег. До сегодняшнего дня она их словно не слышала. А теперь, наконец, все поняла.
– Что вы думаете теперь делать, Мэдди? – спросил кто-то из женщин.
– Не знаю. Мне страшно. Я боюсь, он догадается, что меня в голове, или услышит, о чем я думаю.
