Ева Модиньяни - Невеста насилия
— Здесь Пол Валенца, — напомнил Неарко. — Что с ним делать?
Фрэнк грустно покачал головой.
— Скажи ему, что он мне нужен. Мне сейчас даже воры нужны. Придет время — каждый расплатится за свои грехи.
Фрэнк знал, расплачиваться придется и Неарко, но не сейчас…
— А сегодня, — заключил Лателла-старший, — будем думать, как вернуть домой моего внука живым и здоровым.
22
Первым на виллу в Гринвиче приехал Шон. Нэнси кинулась к нему навстречу в вестибюле, и он заключил ее в объятия.
— Не оставляй меня, любимый, никогда не оставляй меня, — прошептала она Шону на ухо, едва сдерживая слезы.
— С тобой и вправду ничего не случилось? — спросил он, взяв ее лицо в ладони и внимательно вглядываясь в глаза девушки.
Шон явился после звонка Неарко. Лателла-младший разбудил ирландца: тот спал и ему снилась Нэнси, запах ее духов еще остался на подушке. Заспанный Шон взял трубку и услышал голос Неарко:
— Джо Ла Манна похитил моего сына. Нэнси была с ним в машине, она передала их требования.
Шон как подброшенный вскочил с постели, моментально стряхнув с себя сон. Спал он мало, всего часа два, потому что, проводив Нэнси в Гринвич, вернулся в Нью-Йорк, отпустил шофера и бесцельно ездил по пустым улицам, предаваясь мечтам о любимой. Он любил Нэнси так, словно она была первой в его жизни женщиной, так, словно других женщин вовсе не существовало на земле. Он годами лелеял в душе ее образ, не позволяя себе влюбиться. Но сейчас Шон уступил нахлынувшей страсти. Теперь Нэнси принадлежала ему, и ни за что на свете он не отказался бы от нее.
Шон вернулся домой на рассвете, но едва он забылся сном, встревоженный голос Неарко вернул его к действительности.
— Как она? — спросил ирландец у Лателлы-младшего.
Шон уже одевался, придерживая трубку подбородком. Он боялся худшего.
— Нормально. С Дадли хуже: его ударили по голове.
— А Кармине?
Шон знал, что Фрэнк отдал распоряжение охранять внука.
— Кармине как раз был занят другим делом, — нашелся Неарко, сказав лишь половину правды.
— Еду немедленно! — сказал Шон.
А сейчас, держа в ладонях лицо девушки, Шон почувствовал, что его бьет дрожь. Впервые в жизни он испытывал такой страх за жизнь другого человека.
— Любимая моя, бедняжка… — прошептал он.
— Нет-нет, со мной ничего не случилось, — успокоила Шона Нэнси, — им понадобился Джуниор. Я стою недорого, за меня много не выручишь, — горько усмехнулась Нэнси.
— Ты — мое бесценное сокровище, — произнес он, почти касаясь губ девушки.
Шон чувствовал, как поднималась в нем волна желания, но он не мог поцеловать Нэнси. Нет, не здесь, и не сейчас…
— Что будет с Джуниором? — растерянно произнесла она.
«А что будет с нами?» — подумал про себя Шон.
С мальчиком Фрэнк дело уладит: все зависело от цены, которую придется заплатить. Но какой ценой заплатит Нэнси за любовь к Шону? Им не найти выхода и не дождаться счастливого конца!
— С Джуниором все будет хорошо, — уверенно сказал Шон.
— И я так думаю, — согласилась Нэнси, а потом, помолчав, произнесла: — Мне стыдно признаться, но я хочу тебя… Я должна думать о Фрэнке, о Джуниоре, должна плакать и страдать… А я думаю только о тебе, словно ты — средоточие всей моей жизни…
— И я хочу тебя, — прошептал Шон, — но мне ни чуточки не стыдно!
В полуподвальном этаже виллы Лателла располагался большой зал для приемов, бильярдная и несколько маленьких гостиных. Их низкие окна закрывали тяжелые шторы. Лестница вниз так и манила влюбленных.
Шон взял Нэнси за руку; ей ничего не надо было объяснять. Они сбежали вниз по ступенькам, прошли через большой зал и, вбежав в маленькую гостиную, упали на диван, покрытый желтым атласом. Шон поцеловал Нэнси, и его опалило страстное, горячее желание.
Ничего, кроме любовного желания, они уже не ощущали и даже не подумали, что кто-то может войти в гостиную. Все поглотило многоцветное, головокружительное половодье, затопившее влюбленных.
Слова любви и нежности перешли в страстные стоны и вздохи. Словно яркая радуга занялась в сердце Нэнси и, достигнув вершины наслаждения, она тихо и нежно застонала.
Наконец оба очнулись, заглянули друг другу в глаза и одновременно улыбнулись.
— Боже! Фрэнк ждет тебя в кабинете! — вспомнила Нэнси.
— Пойдем, принцесса моя! — ответил Шон.
23
Фрэнк Лателла кратко и ясно охарактеризовал положение и заключил:
— Действовать надо максимально осторожно. Дело очень деликатное. Чем меньше будем при этом поднимать пыли, тем лучше. Ни в коем случае нельзя втягивать другие семьи или обращаться к кому бы то ни было за помощью. Речь идет о жизни мальчика. Будем выпутываться сами.
«Генеральный штаб» Фрэнка Лателлы задавался вопросом: что заставило Ла Манну нарушить перемирие, да еще таким постыдным, недозволенным способом? Джо Ла Манна, поправ все принципы, развязал войну до последней капли крови. Сомнений в том, чем кончится эта война, ни у кого не было: один из противников будет повержен навсегда. Но никто из «генерального штаба» не осмеливался спросить о причинах конфликта. Каждый понимал: Фрэнку все известно; если бы старик счел нужным, он бы ввел соратников в курс дела.
— Моего внука похитили четыре часа назад, — продолжал Лателла, взглянув на часы. — Пока они ничего не потребовали. Ясно: Ла Манна развлекается, поджаривая нас на медленном огне. Сейчас козыри — у него. У нас руки связаны, и мы можем только ждать.
Фрэнк крутил в руках часы, поворачивая туда-сюда головку завода.
Первым нарушил молчание Хосе Висенте:
— Ты догадываешься, какую цену запросит Ла Манна?
— Догадываюсь. И вам придется привыкнуть к мысли о такой цене, — ответил Фрэнк. — Ла Манна потребует мою голову. Со времени комиссии Кефауэра у нас с ним скопилось слишком много неоплаченных счетов. А самую горькую пилюлю Джо проглотил по нашей милости, когда мы ему показали, как развратничает его жена. Он только и ждал момента, чтобы вцепиться мне в горло… Ждал и дождался…
Лателла рассуждал, как всегда, спокойно. Он напоминал шахматиста, ожидающего очередной ход противника и внимательно перебирающего в уме возможные комбинации и возможные ответные ходы.
В последние годы крупные семьи пережили не лучшие времена. Они сражались за первенство в самых доходных сферах: наркотики, проституция, азартные игры. Но вынуждены были бороться на два фронта, пытаясь одновременно перевести капиталы в легальную деятельность: строительство, сеть супермаркетов, фабрики одежды, скотобойни.
