Развод. Искусство слать всех на... (СИ) - Шевцова Каролина
Олечкина беременность протекает чудесно, и уже весной мы ждем появление нашей девочки!
Коля вне себя от счастья и носит жену на руках. Маркус пошел в сад, а я вернулась в школу. Пока без классного руководства, и только на четверть ставки, но я так люблю свою работу, что рада и этому!
Все наладилось, все стало хорошо и понятно. Кроме того, что не дает мне заснуть – мои отношения с Юрой! Это уже не дружба, но еще и не любовь. И вообще не понятно, что это такое? Ни Волков, ни Коля не знаю, что меня с Юрой что-то связывает, а он… так бы и треснула… приходит в гости, пьет чай, вздыхает тяжко-тяжко и молчит.
Молчит, собака такая!
И я молчу вместе с ним!
А теперь эти письма, от которых никак не отвертишься!
Я совсем измучила себя, заснула уже когда капитан объявил посадку и первый день в Китае, вместо прогулок и экскурсий, отсыпалась в номере.
Потом конечно я все наверстала. Юра оказался невероятным гидом, и вся его программа была составлена так, будто специально для меня.
Она и была для меня, с учетом моих интересов, увлечений и даже взглядов на жизнь. Музеи, рестораны, СПА – он выбрал все, что выбрала бы себе я! Юра настолько заморочился, что даже купил мне билеты в кино и фильмы, фильмы именно такие, какие я хотела посмотреть!
От такой заботы сначала было неловко, потом я разозлилась, будто все это время Шмелев подглядывал за мной, чтобы выучить все мои привычки наизусть, а в конце… смирилась. Это удивительно, когда тебя кто-то чувствует так, как меня Юра. Удивительно и невозможно.
И главное, он ничего не просил взамен. Кроме нескольких не самых длинных писем. И я писала. Сначала, потому что надо, чтобы Юрка наконец отстал от меня. Потом стала воспринимать свои письма путевым дневником, а в конце, когда от впечатлений пухла голова, а от одиночества хотелось плакать, я изливала в этих письмах всю себя. Свою боль, переживания и надежды.
Я так стремилась избавиться от всех, что теперь было стыдно признать - быть одной мне не нравится. Мне не с кем разделить все то, что дал мне Юра. Весь этот новый, неизвестный мне мир.
Звонила Карина, и я постоянно рассказывала ей о своей поездке, но это было совсем не то. И Коля и Оля, и даже мама, которая, наконец, перестала обижаться на меня за то, что я развелась со Стасом. Они все мне звонили, а тот, кто нужно – нет.
Он не звонил.
А я не отправляла свои письма.
Складывала в ту самую папку и носила с собой в рюкзаке.
С ним же и вернулась обратно в аэропорт, постоянно ругая себя за слабоволие и трусость. Ну что стоило их отправить? Мамочки, он ведь даже марки купил!
Это ведь ничего не значит, и я не должна выходить за Юрку замуж только потому, что написала ему письмо. Пару писем… Тридцать шесть, если быть точной.
Господи, какая же я дура!
И непонятно, чего я боюсь, снова влюбиться или за этим своим глупым, не по возрасту возникшим чувством, потерять друга? Ведь, случись что, вернуться обратно и снова просто дружить с Юрой не получится. И от этого так страшно, что хочется сесть на свой громадный чемодан, закрыть лицо руками и заплакать.
Из самолета я вышла последней, последней же прошла через рукав к пункту таможенного контроля. Мне было незачем торопиться, сегодня меня никто не встречал. Оля на контрольном УЗИ и Коля с Маркусом, конечно, вместе с ней. Я сама их об этом попросила. Семья должна быть вместе, а моя семья это теперь я сама. Карина порывалась приехать, но не смогла из-за возникшей неоткуда комиссии, а больше у меня никого и нет. О Юре я даже не думала. Тут все честно, мое молчание куда красноречивей любых слов.
Он попросил всего лишь ему писать, я не сделала и этого.
Выхожу, понуро опустив голову. В одной руке гигантская сумка, в другой чемодан со сломанными колесиками. Смотрю только под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть, а потому не вижу, просто не могу увидеть огромный букет цветов, которым Юра прикрывается как щитом.
И цветы, цветы тоже самые любимые – тюльпаны.
- Юрка!
Кидаю сумку, отпускаю дурацкую ручку, отчего чемодан заваливается на бок, и бросаюсь на шею Шмелева.
- Я же просил не носить тяжести?
- Ага, - смотрю в его глаза, такие спокойные и добрые и просто умираю от счастья. Спасибо, Господи, тебе за Юру! Такого хорошего, такого любимого, такого славного человека!
- Рит, ты чего, плачешь? – Юра неверяще смотрит на меня. – Риточка, не пугай так, я же никогда не видел, чтобы ты плакала!
- Я от счастья, Юрочка! От счастья!
Обнимаю и целую его в губы. Сама. Не думая о том, что стыдно, не по возрасту, что могут заметить, и вообще… и всякое…
А вечером мы лежим на кровати и читаем мои письма. Все тридцать шесть. И на душе так тепло, так хорошо, что даже слов таких не подобрать. И мне не хочется загадывать, что будет завтра, потому что самое интересное происходит сейчас.
Эпилог
- Оль, ну дай нашу красавицу подержать, - я расплываюсь в улыбке, когда невестка протягивает мне в руки внучку. Красивую как кукла девочку с кукольным именем Агния.
Дети пришли чуть раньше, и я, не став ждать остальных, велела собираться за столом. Маркус увлеченно рассказывал папе про динозавров, а мы с Олей тетешкали нашу принцессу, время от времени споря, когда можно ей дарить мои бриллианты.
- Ну куда сейчас?! Рано!
- А в песочницу? – Не унималась я. – Чтобы наша девочка блистала.
Оля хохочет и с нежностью, которую может испытывать только мать, смотрит на своих детей. Сначала на Агнию, затем на Маркуса.
- Мам, я такая счастливая!
- Сплюнь, - суеверно шепчу я.
Потому что понимаю, каково это, испытывать неземное, невозможное счастье и бояться его потерять. И по себе знаю, и по Карине, которая сейчас спит в моей спальне.
В этом году мы впервые отмечаем восьмое марта не восьмого. И у меня, а не у Карины. Оно и понятно, после того скандала, который учинил ей Владлен…
Ночью выхожу на кухню, чтобы попить воды и вижу, как подруга сидит в кресле и крутит в руках запечатанную пачку сигарет. Это она конечно зря. Купила, по старой памяти, чтобы снять нервы, но так и не решилась открыть. Карина не курит после первого развода. И второй развод вряд ли вернет ее обратно к пагубной привычке.
- Не спишь?
- Да куда уж.
- Поговорить хочешь?
- Неа. Ничего не хочу.
Слышу в коридоре кто-то крадется. Это Юра потерял меня и пошел искать пропажу. Выхожу к нему, объясняю, что посижу немного с Кариной, пускай засыпает без меня. Юра кивает, украдкой целует меня в губы. Шепчет что-то нежное. Мы стараемся говорить тихо, как если бы в доме был тяжело больной человек.
Возвращаюсь, Ким все так же сидит в кресле, поджав под себя ноги.
- Может он это не серьезно?
- Может, - равнодушно жмет плечами, - может он вообще головой поехал, но у нас принудительного лечения в психушке нет. А очень бы хотелось.
- И что он в итоге сказал?
- Чтобы я весь бизнес переписала на его девочку. Девочку… Рит, он ведь ее так и называет – «моя девочка». Говорит, что у них любовь, что он еще отцом станет.
- А те дети что есть, уже не в счет?
- Он уверен, что они его поддержат. Они ведь знают Лену с детства и обожают ее, так что… Она им как сестра, добрая фея из сказки. Она фея, а я злая мачеха, которая портит всем жизнь.
Подруга шмыгает носом. Она подавлена, и я знаю, что причина этому не измена мужа, и даже не потеря бизнеса, который Карина построила сама с нуля.
Причина в том, что ее предали два самых близких человека. Муж, и Лена! Девочка, которую Карина считала своей дочерью. И эти двое были настолько слепы в своем праве на счастье, что искренне не понимали, что тут не так. Подлость? Какая подлость, если у них любовь!
- Хочешь, мы его засудим? По миру пустим, без трусов оставим?
- Как, - зло смеется Ким. – Рит, он поднимет такие связи, никто из нормальных юристов со мной работать не захочет!
