120 миллиметров между нами - Антония Эдельвейс

Первой начала к нему захаживать я, зная, что он половину работы берет из офиса домой. Пока он сидел, зарывшись в бумаги или работая в ноутбуке, я брала книгу и тихо зашивалась у него на кровати, если он был в спальне, либо на краю дивана, когда он работал в гостиной.

Сначала, он не понимал чего я добиваюсь, молча приходя к нему домой, никак не давая о себе знать, и зашиваясь в дальний угол, ведь я могла провести весь вечер не отсвечивая, но вскоре он понял мой мотив и больше не задавал вопросов, молча пуская меня к себе.

Я знала, что, как бы Саша не строил из себя крутого, и что бы он не говорил, ему было одиноко. Очень одиноко.

Пусть он молчал, держа все эмоции глубоко внутри, я была уверена, что за этой непреступной маской серьёзного мужчины сидит мальчик, забытый всем миром.

Ещё в детстве он ненавидел быть один, стараясь прийти к нам, если родителей долго не было, что уж говорить теперь, когда он через столько в жизни прошёл, потеряв почти всех близких, а единственный родственник был далеко.

Он мне ничего не говорил, но я точно знала: Саша благодарен мне. Его благодарность выражалась в мягкой улыбке, что расцветала на его губах каждый раз, когда я приходила к нему.

Через несколько месяцев, он и сам начал захаживать ко мне, если я не приходила к нему из-за своей работы.

Вторя мне, он просто притаскивал свой ноут и документы и тихо устраивался в комнате так, чтобы я его не видела, но знала, что не одна.

Иногда мы оставались друг у друга на ночь, чаще всего после совместных просмотров фильмов.

Пусть для других людей Саша и стал серьёзным и респектабельным мужчиной, на лице которого нереально было увидеть улыбку, для меня же он был совсем другим. Он показывал мне настоящего себя. Я знала, значение каждой морщинки на его лице, могла понять по вариациям его «каменной маски» о чём он сейчас думает, понимала с полуслова, а порою и с одного взгляда. И он видел так же насквозь меня. Мы слишком хорошо знали друг друга, слишком хорошо понимали.

Я видела ту его сторону, которую не видел никто другой. И я очень дорожила этим осознанием, как и каждым мгновением, проведенным вместе с ним.

Я давно всё для себя решила. Не желая портить то, что есть у нас сейчас, я не собиралась в ближайшем будущем раскрывать свою тайну. Возможно, через пару лет, но не раньше. А сейчас мы с ним прекрасно жили. Он не вспоминал о нашем несостоявшемся серьёзном разговоре, за что я была ему очень признательна, хотя может быть, Саша просто всё давно забыл.

А может, во время наших с ним откровений тогда, в день приезда, когда я созналась в своей ревности, Саша подумал, что я ревную как подруга, которой начали уделять меньше времени? Эта догадка возникла почти сразу, и всё же я не стала уточнять, ведь тем самым я могла самовольно возобновить неприятный разговор. Сначала было просто не время, и мы постоянно обсуждали совсем иное, а потом у меня просто не хватило духу. Я просто не знала, как завести столь откровенный разговор и просто оттягивала время.

Самой себе я казалась глупой трусихой, но ничего не могла поделать. Мне было страшно. Одно дело, быть отвергнутой своим парнем, и совсем другое – лучшим другом. Расставшись с возлюбленным, ты будешь страдать и всё же сможешь со временем встать на ноги и идти дальше, точно зная, что вокруг тебя есть опора в лицах друзей, но что, если лишиться именно этой опоры? Бесспорно, у меня была Оксана и Коля, и всё же, Саша был ближе, роднее. Мы с ним прошли через огонь и воду, знали все самые страшные тайны и постыдные проступки друг друга, он поддерживал меня в трудные минуты, а я – его.

Я просто не хотела его терять.

***

Это произошло почти через полгода с момента моего возвращения из Америки.

Я окончательно влилась в работу и даже начала осознавать, что мне нравится быть боссом.

Нет, я не стала узурпатором, но и не была мямлей. Как говорил Саша, я стала нормальным начальником.

Конечно, я до сих пор много не знала, но училась и развивалась.

Из хороших новостей было то, что Оксана уволилась со своей старой работы, а я, быстро смекнув, что и как, пристроила её в свой экономический отдел. Мне были нужны хорошие специалисты, а именно таковой Сана и являлась, но что ещё важнее, мне были нужны свои люди. Те, с кем можно перекинуться парой фраз в обед или просто дерябнуть кофейку, устраивая себе перерыв.

А ещё я поддерживала контакты с Игнатом, который давал много дельных советов, но и Саша не отставал от него.

Я честно рассказала Саше о том, кого встретила в Америке, не став утаивать и свой неудавшийся роман.

Он тогда мне ничего не ответил, но я видела, что друг был недоволен услышанным. Не знаю, быть может, он просто злился на Щелкунчика, или печалился, что и у меня личная жизнь не задалась, но больше мы к обсуждению этого не возвращались, как и к вспоминанию его отношений с Мариной.

Хотя, когда время от времени я созванивалась с Натом, Саша потом ходил целый день с мордой кирпичом, но на все мои вопросы неизменно отвечал «всё нормально».

Я понимала, что он слабо верит в искренность дружбы со стороны Игната, многократно озвучивая свой скептицизм, но общаться запретить нам не мог, поэтому махнул рукой, за что я была ему благодарна.

Медленно и неспешно тянулась вереница рабочих дней. Прошла осень, наступила сырая зима без любимых мною крепких морозов, прошёл Новый год, и вот уже наступил последний зимний месяц.

Погода по-прежнему не радовала, одно счастье было в том, что лёгкие морозы сковали всю влагу на земле, превратив лужи в красивые узорчатые зеркала, а грязь – в камень, а ночью и вовсе неожиданно выпал снег. Пусть его было немного, но он аккуратно прикрыл всю серость города полупрозрачной белой вуалью.

Уставшая после очередного рабочего дня, я едва смогла скинуть обувь, ввалившись в квартиру, тут же рухнув на кровать и отрубившись. Сказался стресс из-за очередных проверок налоговой. Медленно накапливавшийся за все эти недели, он