Суши с хлебом (СИ) - Тата Кит

Я вернулся на стул и брякнул наручниками на запястьях. Я знаю, как из них освободиться без ключа, но пока эти знания без острой необходимости показывать не стану. Вот придут убивать, тогда можно и козырнуть.

— Свободны, — послышался за дверью голос Солянкиного отца.

Ну, всё. Походу, убивать пришли.

Я приготовился сломать соединение наручников, но остановился, стоило увидеть приближающегося ко мне Лёву с полной бутылкой водки, двумя стопками и тарелкой с рандомно набросанной на неё нарезкой. Будто он сам её собирал, и, наверное, с пола.

— Сидишь? — криво ухмыльнулся папаша, глянув на меня.

— Как видишь.

— И не боишься, сука, — хохотнул с какой-то болезненной веселостью.

Лёва покрутился на месте, что-то ища глазами. С секунду подумав, поставил всё, что принёс на капот машины и отошёл к противоположному от меня углу, где взял такие же две пластиковые табуретки, что были подо мной. Выставил их передо мной в ряд и на ту, что была ближе ко мне, составил выпивку и закуску. Сам сел на свободную табуретку.

— Пиздец, ты здоровый, — сказал он спустя несколько секунд молчаливого разглядывания меня. — Наливай.

— Не с руки, — я поднял руки в наручниках.

— Бля… — нервно вздохнул Лёва и повернул суровую морду в сторону ворот. — Тоха! Тоха, бля! — почти сразу в гараж влетел какой-то парень с пистолетом наготове. — Хули ты своей пукалкой тут машешь? Сними с него наручники.

— Вы уверены? — кажется, Тоха только что усомнился в умственных способностях бухого начальника.

— Я тебя для дискуссий позвал? Снимай, сказал! — рявкнул Лёва.

Тоха снял с меня наручники и сразу покинул гараж, с опаской косясь на пьяное начальство.

— Наливай, — выдохнул устало Лёва и повелительно махнул пальцами.

— Алкоголь убивает, — произнес я, разливая по стопкам беленькую. — Но медленно. Может, лучше позовёшь Тоху с пистолетом? Быстрее будет.

— Будешь пиздеть под руку, позову, — Лёва взял стопку, дождался, когда я возьму свою и, молча ударив о мою хрустальным боком, опрокинул в себя водку. Немного подумав, я сделал то же самое.

Закусывать никто не стал. Хрень в тарелке съедобной не выглядела.

Лёва упёрся одной рукой в свой бок, локтем другой в колено и завис взглядом на полу между нами, о чём-то размышляя.

— Вот… у тебя есть дочка? — спросил он вдруг. Я промолчал. Хрен я ему об том расскажу. — Есть, — ответил он за меня. — Я тебя узнал. Как и ты меня.

— И? Дальше что? — я напрягся, понимая, что даже одно слово, брошенное в адрес моей дочери в отрицательном ключе, станет для меня катализатором для того, что я прямо сейчас разобью бутылку о его башку, а осколками вспорю ему шею.

— А мне сегодня дочка сказала, что я как отец — полная хуйня. Представляешь? Так и сказала: «хуйня ты, а не папа», — горька усмешка коснулась его губ. Лёва снова завис на полу между нами, а затем вновь повелительно махнул. — Наливай.

Я не стал говорить, что он уже достаточно бухой. Если хочет пить, пусть пьёт. Моё дело, как он сам постановил, наливать.

Мы снова выпили и снова молча.

— А разве ты не хуйня? — спросил я, нарушив молчание. Лёва вскинул на меня озлобленный взгляд. — Хули ты смотришь? От хорошего бати дочки не бегут. Да и хороший батя родную дочку под старика против её воли не положит.

— Нажаловалась уже? — хохотнул он. Что здесь веселого — я так и не понял. — Так я ведь всё это для неё делаю. Понимаешь?

— Нет.

Вопрос был риторическим, но я ответил по-своему.

— Он при бабках, старый. Сдохнет, а все бабки и бизнес ей достанутся.

— А нахрен ей эти бабки нужны, если её воротит от одной мысли, что её родной отец срать хотел на то, чего хочет она. Ты у неё спросил-то хоть раз, чего она сама хочет? — я посмотрел в его глаза, которые были такого же цвета, что у Солянки, и понял, что нихрена он не спрашивал. Даже не задумывался об этом.

— Старшая против не была. Сказал, что выйдет замуж за того, за кого я скажу, она и вышла. Молча.

— Ну, и? А гордишься-то ты Ассоль, которая нихрена не смолчала. Так?

— У них с Жасмин разница почти девять лет. Когда Жася была мелкая, я делал бабки, строил бизнес, дома почти не бывал… Короче, я её толком и не видел. Только вкладывал деньги в её образование: репетиторы, танцы, музыкальная школа… Она выросла как-то без моего участия. А Ассоль… Я даже на её родах был. Да и когда она родилась, времени свободного у меня уже было больше. Дела отладил, замами обзавелся… Короче, было на кого свалить работу. У Сольки я видел и первый зубик, и первые шаги… Короче, я только с ней понял, что такое быть папой, а она… хуйнёй меня назвала, — горько подытожил Лёва.

— Ты не только хуйня, Лёва. Ты ещё и долбоёб.

— Я же могу передумать, и пристрелить тебя.

— Стреляй, — повёл я лениво плечами, стараясь не смотреть вниз, где кот метил штанину потенциального тестя.

— Наливай, — снова дал он отмашку.

Когда от содержимого бутылки осталась примерно треть, а Солянкин батя уже напоминал жижу в рубашке, мы оба решили, что принесенная им закуска вполне сносна. Главное, морда приняла, а жопа потом как-нибудь раскидает.

— Короче, — выдохнул вдруг Лёва. — Сегодня переночуешь в гостевом доме, а завтра вали на все четыре стороны и желательно до моего подъёма. А-то я и передумать могу. И какого хуя в моём гараже кошачьей ссаниной пахнет?

Я подавил усмешку, лишь искоса глянув на Ржавого, который давно сделал своё «доброе» дело и с чувством выполненного долга спал в углу напротив нас.

— Ай, ладно, — отмахнулся Лёва. — Скажу завтра своим, что проветрили и помыли тут всё.

— А что насчёт Ассоль? Всё ещё имеешь планы подложить её под старика?

Лёва выслушал меня, внимательно глядя в глаза. Неопределенно качнул головой, протёр лицо ладонью и шумно, почти философски вздохнул:

— Не буду, — сказал он, наконец. — Если она опять убежит, я точно сдохну. Я с её побегом первый раз в жизни сердечные лекарства на вкус узнал. Никогда ещё здесь… — ударил он себя кулаком в грудь. — …так сильно не болело. Я же себе такие картины представил, Матвей! Изнасиловали, убили, попала под машину, расчленили… Она же настоящей жизни вообще не знает. Ей всегда всё готовенькое,