Темный покровитель - М. Джеймс
Какая-то часть меня, кажется, любит его. Какая-то часть меня хочет его одобрения, и я думаю, что могу ненавидеть эту часть так же сильно, как иногда ненавижу его. Но это тепло движется по моей коже, в кровь, вниз между ног. Я чувствую, как у меня перехватывает дыхание, когда его взгляд темнеет. Он не двигается, и я жду, когда он скажет мне что-то сделать. Может быть, раздеться. Раздеться для него. Я представляю, как он укладывает меня на шезлонг, зарывается лицом между моих бедер, притягивает меня к себе. Все запретные вещи, которые я представляла, но еще не имела, которые хотела от кого-то другого, но могла получить от него.
Его челюсть сжимается, и он отводит взгляд от меня, возвращаясь к своей книге.
В моей груди разгорается вспышка гнева, превращая тепло возбуждения в нечто совершенно иное. Моя досада на наш разговор, на себя за то, что я не уверена в своих чувствах и желаниях, все мои неопределенности, гнев и растерянность объединяются, подталкивая меня к самому простому решению, которое лежит передо мной.
Кажется, ссориться с ним — это всегда самое простое решение.
— Ты серьезно? — Огрызнулась я, глядя на него. Я позволяю своему взгляду скользнуть по его телу, по загорелой груди в распахнутой белой рубашке, вниз, где я вижу толстый член, напрягающийся против ткани его брюк. Я его возбуждаю — проблема не в этом. Проблема в том, что он не хочет этого признавать.
— Ты пришла сюда купаться, не так ли? — Его голос ровный, без перегибов. — Так наслаждайся, Джиа.
Я резко вдыхаю, готовая ответить. Но он упорно игнорирует меня, и я внезапно устала. Я намеревалась прийти сюда и дразнить его, раздражать его скупым купальником и видом меня в нем, но понимаю, что надеялась, что это его заведет настолько, что он перестанет бороться со своим желанием. И теперь мы просто заперты в очередном противостоянии, без малейшего проблеска мира, несмотря на наш предыдущий разговор.
Поэтому, вместо того чтобы ответить, я просто отворачиваюсь, иду к краю бесконечного бассейна и опускаюсь в воду.
Она приятно прохладная, чуть более прохладная, чем ночной воздух, и я тихонько вздыхаю, погружаясь в нее. Сальваторе на мгновение исчезает из моих мыслей из-за удовольствия от воды, омывающей мою кожу, и красоты ночи вокруг меня. Небо бархатно-темное, усыпанное большим количеством звезд, чем я могу увидеть дома, даже за городом, и почти полная луна висит в небе, сверкая белым светом. Вода бьется о пилоны, поддерживающие виллу, — мягкий, ритмичный звук, который только усиливает ночной покой. Сальваторе ничего не говорит, единственным звуком, который доносится от него, является редкое сухое шуршание бумаги, когда он переворачивает страницы своей книги.
Я поворачиваюсь в бассейне и смотрю на него, опираясь предплечьями на бортик. Он выглядит моложе, почти мальчишкой в слегка помятой, более повседневной одежде, и только слабая седина на висках и щетина выдают, что моему мужу слегка за сорок. Слабый гул желания снова будоражит мою кровь, и, глядя на него, я думаю, что будет, если я поддамся этому.
Петр не придет за мной. Он бы уже ворвался в особняк, если бы действительно любил меня. Если бы я была ему действительно нужна. Я слышу шепот в своей голове, и это заставляет меня задуматься, насколько все это действительно было фантазией, как упорно утверждает Сальваторе. Была ли я так наивна, как кажется Сальваторе. Если я придумала в своей голове мечту о человеке, который никогда не сможет воплотить ее в реальности. Может быть, мы с Сальваторе сможем обрести хоть какое-то счастье, если перестанем бороться друг с другом. Может быть, мне стоит просто смириться с этим?
Что может быть лучше, чем рай?
Я выныриваю из бассейна, и вода капает на палубу. Сальваторе поднимает голову на звук всплеска, и я вижу, как его лицо на мгновение напрягается, а глаза снова окидывают меня. Я знаю, что он видит — черный купальник, прилипший ко мне, как вторая кожа, вода, стекающая с меня на камень под ногами. Он делает медленный вдох, откладывая книгу, и мое сердце замирает в груди от предвкушения, которое я не могу отрицать.
— Джиа. — Он произносит мое имя с грубым отчаянием, но в нем есть и что-то еще, царапающий шелест, от которого мое сердце начинает биться. — Тебе не надоело играть в эти игры?
— Надоело, — просто отвечаю я, делая шаг вперед, и понимаю, что он ожидал совсем другого. Его глаза сужаются, и он настороженно смотрит на меня, словно ожидая следующего колючего комментария, следующего язвительного замечания.
Я подхожу ближе к тому месту, где он лежит, и мой пульс учащенно бьется в горле.
— Так что давай прекратим играть, Сальваторе.
Он не двигается. Я протягиваю руку и вижу, что он возбужден каждым дюймом своего тела. Он напряжен, зажат, толстая линия его члена упирается в ширинку. Он сопротивляется мне, но я не думаю, что у него осталось много сил на сопротивление. Это дает мне пьянящее чувство власти, которого я никогда раньше не испытывала. Внезапно мне кажется, что это лучше, чем те полдни с Петром, лучше, чем мои фантазии, лучше, чем что бы то ни было. Сальваторе — самый влиятельный человек в Нью-Йорке, человек, известный своей дисциплиной и самоконтролем, строгий и немногословный.
И я хочу сломить его. Я хочу заставить его потерять контроль.
Я хочу стать той, кто сломает его.
— Мы говорили об этом, — тихо говорю я. — Не далее, как сегодня вечером. Тебе нужен наследник, Сальваторе. Так что давай прекратим играть и ты отведешь меня в постель.
Его взгляд переходит на мою протянутую руку и снова на мое лицо, словно я — ловушка, в которую он сопротивляется попасть. Он медленно садится и встает, не принимая моей руки, его темные глаза смотрят на меня.
— В конце концов мне понадобится наследник, — тихо соглашается он. — В этом ты права.
В его словах нет ничего соблазнительного, но тембр его голоса говорит совсем о другом. В нем есть хрипотца, глубокая хрипотца с легким акцентом, которая говорит мне о том, что он борется с желанием всеми силами. Мой пульс замирает в горле, и я чувствую, как по коже ползет румянец.
— Нет лучшего места для начала, чем наш медовый месяц, верно? — Это прозвучало глуше, чем я предполагала,
